Взлет - Лазарь Львович Лазарев
— Ну, не преувеличивайте. К тому же у Шуры были самые благородные побуждения.
…В последний месяц пребывания в Орехове в 1906 году сарай стал притчей во языцех.
Шура Микулин, одиннадцатилетний реалист, единственный племянник Николая Егоровича Жуковского, решил построить машину для того, чтобы вращать барабан колодца и таким образом механизировать подъем ведра с водой. Перед этим зимой, в Киеве, он как-то вместе с отцом был на электростанции и внимательно осмотрел паровую турбину.
«Вот бы устроить в Орехове электрическое освещение», — мелькнуло у него в голове. Но когда он увидел генератор, то понял, что из этого ничего не выйдет. Весной вся семья Микулиных, как обычно, приехала из Киева в Орехово, и Шура тотчас же помчался в заветный сарай. Сарай действительно был заветным: подумать только, ведь там была мастерская для ремонта жатки, плугов, веялок и других машин, там были тиски, все слесарные инструменты и, главное, кузнечный горн с мехами. Из листа жести Шура быстро вырезал диск, нарезал на нем лопасти, молотком загнул их и насадил турбину на вал. В углу сарая валялась большая жестяная банка. «Это котел», — подумал Шура и начал припаивать к ней крышку и трубки.
Через два часа котел был готов, Мальчик схватил его под мышку и бросился к колодцу. Зазвенела цепь, разматываясь с барабана, и в глубине колодца послышался всплеск. Шура начал торопливо вертеть ручку.
«Почему надо вертеть ручку? — подумал он. — А что если турбину приспособить. Тогда энергией пара можно будет поднимать ведра».
Принеся наполненную водой банку, он установил ее прямо на тлеющие угли кузнечного горна, подсоединил трубку котла к турбине и начал орудовать мехами.
Угли вспыхнули ярким пламенем. Мальчик прислонился к верстаку, терпеливо ожидая, когда вода в банке закипит. Скоро вода начала клокотать, и из трубки вырвалась струя пара. Шура быстро направил ее на лопасти турбины. Несколько секунд колесо было неподвижно, затем, как бы нерешительно, медленно начало поворачиваться, потом все быстрее и быстрее и вот колесо уже стремительно вращается. Как завороженный смотрел он на свой первый двигатель, А что турбина может сделать полезного? Он оглянулся, хотел найти какой-нибудь предмет. На глаза попалась большая гайка. Он прикинул ее на руке — пожалуй, полфунта будет.
Шура осторожно снял котел с горна. Турбина, покрутившись, остановилась, и он начал привязывать к валу веревочку с гайкой. Когда он вновь пустит пар, вал, вращаясь, намотает на себя веревочку и поднимет гайку. Гайка весит полфунта. Ведро с водой раз в пятнадцать больше. Тогда можно будет прикинуть, каких размеров надо делать новую турбину.
Шура вновь поставил котел в горн и деловито взялся за меха. Минута, другая. Вода кипит, струйка пара бьет в лопасть турбины, а она, проклятая, ни с места, Шура начал еще сильнее раздувать пламя.
Раздался громкий треск, что-то с шумом пронеслось над головой и с силой врезалось в стену сарая. Одновременно мальчик ощутил в мочке уха сильную боль. Окутанный облаком пара, он недоуменно оглянулся. Разорванная на куски банка валялась около стены. Турбина куда-то улетела. Потрогал левое ухо: на руке кровь.
В эту минуту распахнулась дверь и в сарай заглянул кучер Прохор Гаврилович.
— Батюшки! — закричал он. — Мальчик убился!
Он схватил Шуру на руки и бегом бросился к дому.
Что было потом, лучше не вспоминать. Старшие сестры, Вера и Катя, увидя окровавленного брата, дружно завизжали. На их визг прибежала мать, которая чуть было не упала в обморок. А бабушка тут же приказала дяде Коле скакать за доктором. Доктор приехал очень быстро, продезинфицировал рану, наложил шов, сделал перевязку и уехал. Бабушка, ворча, тут же приказала уложить его в постель, объяснив дяде Коле, что во всем виноват он, и нечего ребенка сбивать с панталыку, а когда Шура попытался вступиться за дядю Колю, так грозно цыкнула на него, что он с головой спрятался под одеяло.
Вконец огорченный Жуковский принялся ходить по комнатам, сгорбившись и размахивая носовым платком, который он неизменно держал за кончик. Такое поведение Жуковского на «домашнем языке» означало, что он очень огорчен и расстроен и что его надо оставить в покое…
…На берегу пруда показалась высокая, сутулая фигура Жуковского. Рядом с ним вприпрыжку спешил высокий голубоглазый мальчик.
Подойдя к веранде, Жуковский аккуратно положил змея и улыбнулся, сверкая черными цыганскими глазами.
— Ну вот и мы, — сказал он тонким высоким голосом, который удивительно не вязался с его массивной фигурой и окладистой черной бородой с седыми прядями.
— Наконец-то, — отозвалась Вера Егоровна, — а то уж мы за тебя и Шуру волноваться началу. Мойте руки и идем пить чай.
В большой гостиной на столе пыхтел самовар, и Анна Николаевна разливала чай. Справа от нее сел Жуковский, около него Шура, а слева от Анны Николаевны по обычаю устроился Александр Александрович Микулин с женой Верой. Дальше их дочери: старшая, Вера, и младшая, Катя. Рядом малыши — дети Жуковского, Лена и Сережа.
Здесь, за столом, сразу же ощущалось своеобразие черноглазого Жуковского, не похожего ни на кого из семьи. За эту цыганскую черноту сестры прозвали его Жук. Все остальные в семье были светловолосыми шатенами, а Шура даже блондин, высокие, стройные и все с голубыми глазами.
В молодые годы Александр Александрович — студент Императорского Московского технического училища частенько бывал в доме профессора Жуковского. В это же время Верочка Жуковская заканчивала женскую гимназию. Заприметив молодую девушку, Александр Микулин стал использовать каждый предлог, чтобы побывать в гостях у своего профессора, благо тот проявлял большой интерес к работам способного студента и в конце вечера неизменно приглашал его в столовую, где к вечернему чаю появлялась Верочка. Это была любовь с первого взгляда, и, когда Александр Микулин окончил училище и явился с букетом роз просить Анну Николаевну и Николая Егоровича руки своей избранницы, он тотчас же получил согласие.
Свадьбу было решено сыграть в Орехове, тем более что Микулин, после того как он получил диплом инженера-механика, был назначен во Владимир фабричным инспектором.
В назначенное время свадьбу сыграли, хотя не обошлось и без курьеза, причиной которого была все та же удивительная рассеянность Жуковского. В день свадьбы он встал на рассвете и заявил, что пойдет в лес настрелять дупелей и бекасов для праздничного стола — охотник он был превосходный. Через три часа он воротился вместе с любимым псом Фаустом и отдал застреленную им дичь кухарке.
Но вот настало время ехать в церковь, стали запрягать лошадей, а Жуковский пропал. Анна Николаевна испугалась — не случилось ли чего в
