Игорь Тимофеев - ИБН БАТТУТА(ЖЗЛ-364)

В самом начале VIII века стража, наблюдавшая за окрестностями с крепостных стен, заметила приближение вооруженных отрядов, под ударами которых, судя по достигавшим Танжера тревожным слухам, один за другим сдавались византийские гарнизоны вдоль всего Североафриканского побережья. Над головами разгоряченных всадников развевались ярко-зеленые знамена. Это были арабы, последние завоеватели, которые пришли сюда навсегда.

К началу XIV века в городе уже полно мечетей. По пять раз на дню звучат с них гортанные страстные призывы к молитве. Извилистые, узкие, кое-где защищенные от знойного солнца полотняными навесами улочки с рядами лавок или с белыми глухими, без окон, стенами образуют мусульманские кварталы - медины. Здесь, отгородившись от всех остальных, живут правоверные. Те, кто пришел сюда из бескрайних аравийских пустынь, и местные неофиты, старающиеся перещеголять друг друга в неистовом поклонении аллаху и его посланнику на земле.

Рядом с городской мечетью киссарии - рынки привозных товаров, где с самого утра кипит бойкая торговля заморскими тканями, пряностями, духами, оружием, дорогими поделками, доставленными из диковинных стран.

Далее рынки ремесленников. Рынок по-арабски называется «сук». У каждого сука свой особый товар, свои запахи и звуки. Рынок парфюмеров - сук аль-аттарин наполнен тяжелым ароматом розового масла, резким запахом мускуса, нежным дыханием жасмина и резеды. Торговцы вежливы и терпеливы, как-никак основной покупатель - женщины, и тут уж без обходительности и красноречия барыша не видать. Квартал столяров узнаешь по запаху стружки и клея, визгу пил, постукиванию молотков, у кузнецов смрадно и жарро, грохот такой, что больно в ушах.

Чем незамысловатей товар, тем больше крика и спора вокруг цены. Ряды кустарей, предлагающих домашние туфли, сумки, бурнусы и широкополые халаты - джил-лабы, сменяются кварталами кожевников, москательщиков, ткачей. За ними дымные харчевни: шипение масла в глубоких медных тазах, едкий дух пригоревшего сала.

С утра до позднего вечера бродит по рынку пестрая, разноголосая, разноязыкая толпа. Приглядывается, ощупывает товар, недоверчиво цокает языком, машет рукой, возвращается, яростно, до хрипоты торгуется за каждый фельс.

В уличной перебранке все равны: степенные, одетые в платье из тонкой белой шерсти доктора богословия - улемы, суровые судьи - кади в черных плащах и высоких шапках-калансувах поверх головных повязок, ниспадающих на плечо, ремесленники в коротких куртках и широких штанах, женщины, скрывающие уродство или красоту под белыми покрывалами, солдаты, разносчики воды, сводники, погонщики верблюдов и ослов.

В жилых кварталах спокойствие и тишина. Влево и вправо от узкой мощеной улицы разбегаются пыльные извилистые проулки и тупики. Плосковерхие дома без окон, и лишь кое-где увидишь низкие, украшенные резным орнаментом двери с медными молотками. За ними чистота и прохлада невидимых комнат, политые водой внутренние дворики.

Ближе к порту, где острый запах морской соли смешивается с тепльш паром верблюжьего помета, разместились фондуки - постоялые дворы. В них живут торговые люди, съехавшиеся со всего света. Шныряют в разноязыкой толпе предприимчивые маклеры, перекупщики, менялы, авантюристы и пройдохи всех мастей. Соплеменники и единоверцы держатся вместе. Венецианцы, генуэзцы, франки, левантийцы - каждое племя в своем фондуке и к чужому ни за какие деньги не пойдет. Днем на портовой площади сутолока и кутерьма. Тяжело ступая по прогибающимся мостикам, привычно переругиваются мускулистые чернокожие носильщики. Сбросив пухлые тюки прямо посреди пути, долго торгуются, пересчитывают на белых ладошках истертые медяки. Тут же заключаются сделки, и прибывший с попутным ветром товар утром следующего дня уже покачивается на верблюжьих боках на пути в южные города.

С наступлением сумерек площадь пустеет. Погонщики загоняют в двустворчатые ворота неповоротливых верблюдов, тащат, не скупясь на проклятия и угрозы, упирающихся ослов. Когда на покачивающихся у причала галерах вывешивают тусклые масляные лампы, в порту уже тихо, и лишь изредка перекликаются для храбрости босоногие стражники, да струится из-за стен фондуков неторопливая иноязычная речь…

Отдельно, на отшибе раскинулся еврейский квартал. Здесь живут замкнуто, дружно, подчиняясь длиннобородым раввинам, назначаемым местными властями. Иудеи обязаны носить черные тюрбаны, при входе в мусульманский квартал снимать обувь. Мусульмане сюда не ходят, разве что ближе к ночи юркнут, оглядываясь по сторонам, бесшабашные гуляки из тех, кто вопреки запрещению Корана не прочь повеселиться за стаканом вина. Не в диковинку встретить здесь и задумавшего большое дело купца, и промотавшегося чиновника. Тут не оставят в беде, ссудят деньгами, пожелают прибыли и удачи. А вернутся деньги из оборота - неси назад долг, который за это время возрос, набух процентами. Жаль скаредному мусульманину отдавать лишнее, горячится он, бранится, грозится, а поделать ничего не может - таков уговор.

Ни купцу, танжерскому или пришлому, ни хозяину каравана, ни последнему бродячему прощелыге этого квартала не миновать. Тянутся сюда торговые ниточки со всего света, дернут здесь, а где-нибудь в Генуе или Севилье будут знать, что почем и с чего нынче на танжерском рынке накипает барыш.

По праздникам танжерские мальчишки бегают на базар, что вытянулся под навесами в поле за зубчатой городской стеной. Сюда съезжаются со всей округи феллахи, везут каждый свое. Особенно людно и весело проходит маулид - день рождения пророка или кого-нибудь из местных святых. Вдоль моря на слегка всхолмленной равнине выстраиваются белоснежные палатки, над дорогой столбы пыли, взметаемой тысячами копыт. На лужайке у ветхого, латаного и перелатаного шатра столпотворение зевак, восторженные возгласы, хохот. Подыгрывая себе на рибабе, седобородые рапсоды часами рассказывают о подвигах славного Антара из племени Аба, о бесстрашном рыцаре ислама Садах ад-дине, побившем под Тивериа-дами нечестивых франкских рыцарей с крестообразными нашивками на спинах широкополых плащей.

Рядом шпагоглотатели, пожиратели огня, фокусники, бойкие прорицатели-астрологи, гадальщики на песке, дрессировщики козлов и собак, обезьянщики, акробаты. Яростно взмахивая короткими крыльями, кружат друг против друга на потеху публике взъерошенные петухи; разбежавшись, сшибаются рогами, роют копытцами землю обрызганные кровью боевые бараны.

А за меховой полстью, занавешивающей вход в шатер, и вовсе чудо. Заплатишь монетку, и приподнимается полог, и появятся на экране из вощеной бумаги колышущиеся тени, среди которых всякий без труда различит и веселого прощелыгу Джуху, и незадачливого солдата-магрибинца, и сварливую сводню из тех, кто на каждой улице ходит с сурьмой и благовониями по домам, выискивая богатых невест.