Спасенный Богом: Воспоминания, письма - Василий Кривошеин
Н. И. Ставицкая.
(текст приводится в сокращении, газета "Православная Москва")
Эти воспоминания подписаны В. А. Кривошеин (Всеволод Александрович Кривошеин), Владыка ставил сознательно свое мирское имя под теми воспоминаниями, которые относились к разряду "мирских", или "светско-гражданских". В тексте сохранены особенности авторской орфографии и стиля.
Предисловие
Писать о событиях полувековой давности — дело нелегкое. Как ни ярко запечатлелись в сознании действительно потрясающие события и переживания грозной эпохи революции и гражданской войны в России — все, что я лично пережил, видел и слышал, — время многое вырвало из памяти, особенно имена и даты. Да и сами переживания, чувства тех времен невольно окрашиваются тем, что мне пришлось испытать впоследствии в течение долгой жизни. Я это хорошо понимаю и, тем не менее, пишу эти воспоминания, как ни далеко и, казалось бы, даже чуждо описываемое в них прошлое, которое так различно со всей моей настоящей жизнью, с ее духовными и интеллектуальными интересами. Пишу потому, что не могу не писать. Хочется высказаться ведь прошлое все ж таки живо, да и мне пришлось многое пережить, а поэтому есть, о чем рассказать. Не в смысле, конечно, большой истории, — я был слишком молод и слишком незначительно было мое тогдашнее положение, чтобы я мог быть деятелем исторических событий. Но то, что я лично видел и слышал и что испытал, — это я постараюсь рассказать, может быть не достаточно объективно, но правдиво и до конца искренне, ничего не замалчивая, даже если это не всем понравится. Я хочу рассказать о феврале 1917 года в Петрограде, о начале революции и о кульминационном моменте гражданской войны в России осенью 1919 года по обе стороны фронта. Рассказать, как Бог неоднократно спасал меня от, казалось бы, неминуемой смерти.
Единственное, что я счел возможным добавить к этим "Воспоминаниям" это ряд примечаний, преимущественно исторического характера. Они уясняют обстановку описываемых мною событий и делают более понятным мой рассказ.
Февральские дни в Петрограде в семнадцатом году
В четверг 23 февраля 1917 года я вернулся около четырех часов дня из университета в нашу квартиру на Сергиевскую 36, что почти на углу с Воскресенским проспектом. Я был тогда, несмотря на мой ранний возраст, студентом первого курса историко-филологического факультета Петроградского университета. Насколько помню, я вернулся домой пешком, как я это иногда любил делать, тем более что трамваи были обычно переполнены и на них было трудно попасть. День был солнечный, небольшой мороз, в городе я ничего особенного не заметил. От университета до нас около часа ходьбы, я устал и прилег на некоторое время на кровать отдохнуть в комнате, где жил вместе с моим старшим братом Игорем, поручиком Лейб-гвардии Конной артиллерии. Он служил тогда в ее запасной батарее в Павловске, но был в эти дни в отпуску в Петрограде. Сейчас он отсутствовал. Не знаю точно, сколько я пролежал, полчаса или час, как в мою комнату стремительно вошла с присущей ей энергией моя тетя, Ольга Васильевна Кривошеина, и прикрикнула: "Что ты тут валяешься и спишь? Не знаешь, что происходит!? В городе бунт, революция, а ты валяешься!"
Характерной чертой моей тетушки была ее склонность иронизировать и подтрунивать. И сейчас она, конечно, подтрунивала надо мною: Вот ты считаешь себя таким "революционером" (а у меня действительно были тогда такие настроения), а сейчас происходит революция, а ты валяешься и почиваешь. Сама Ольга Васильевна была отнюдь не левых убеждений, но она не принимала меня всерьез, да к тому же не придавала, видимо, большого значения начавшимся в городе беспорядкам.
"Как? Какая революция? — спросил я, вскакивая с постели. — Я сейчас вернулся из города и ничего не видел". "Да ты никогда ничего не замечаешь, продолжала иронично тетя, — в городе бунт. По Литейному разъезжают казаки. Я сама сейчас видела" Я стал быстро собираться и направился к выходу. "Куда, куда? Оставайся, никуда не ходи!" — крикнула вслед мне тетушка, пытаясь меня остановить, но я не послушался и быстро вышел из дому.
Я пошел направо по Сергиевской улице по направлению к Литейному проспекту, ее пересекающему. До него было около десяти минут ходьбы. Сергиевская казалась пустынной более обыкновенного, хотя особого движения вообще не бывало. Я вышел на Литейный. Никаких казаков, о которых говорила тетя, нигде не было видно. Зато Литейный проспект, обычно оживленный, казался совершенно пустым. Особенно бросалось в глаза отсутствие трамваев. Не было видно и городовых; полицейский всегда стоял на углу Литейного и Сергиевской, а сейчас его не было. Все это создавало какое-то смутное и тревожное настроение, хотя никаких других признаков революции или смуты не было заметно, так что я даже был разочарован. "Пошел и ничего не увидел", говорил я сам себе. Постоял немного и думал, было возвращаться домой, но потом решил пройтись еще дальше по Сергиевской, посмотреть, что делается в округе. На углу Литейного проспекта и Сергиевской, в направлении Летнего сада, находился тогда большой Литейный оружейный завод. Я пошел вдоль его стены, на Сергиевскую улицу выходили деревянные ворота завода. Как раз в этот момент они раскрылись, и из них стала вываливаться густая толпа рабочих. Многие уже средних лет и более, бородачи. Шли молча, почти не разговаривая друг с другом. Вид у них был серьезный, почти мрачный, как мне казалось достаточно решительный. Они долго выходили и потом, не останавливаясь, расходились по улицам. Что это такое? Окончание рабочего дня? Смена? Или начало забастовки? Эти вопросы мгновенно пронеслись в моей голове. Вернулся на Литейный. Та же пустыня и полное отсутствие полиции. Вдруг я заметил, что вдоль Литейного, по направлению от Невского, движется отряд конных казаков, человек пятнадцать. Они ехали шагом и, доехав до угла Сергиевской улицы, свернули и остановились. Уже темнело. Казаки слезли с коней, сложили свои ружья и стали разводить костер посреди улицы. Видимо, они располагались на ночлег. Я вернулся домой.
На следующий день, в пятницу 24 февраля, я вышел из дома около девяти часов утра, сказав, что иду, как обычно
