Евгений Анисимов - Елизавета Петровна

Короче, с большим трудом, только в 1986 году, благодаря авторитету, несокрушимой воле и бескорыстной доброте Николая Ивановича Павленко, книгу о царствовании Елизаветы все-таки удалось «пробить» под маловыразительным названием «Россия в середине XVIII века. Борьба за наследие Петра» (без «Великого», но и без порядкового номера!).

В последнее десятилетие о временах Елизаветы стали выходить работы других авторов, в том числе и Н. И. Павленко (см. Павленко, Нечаев), начали издавать сборники документов (Безвременье), переиздавать старые работы (Валишевский, Корф, Стасов). Кажется, что поток работ об этой почти забытой эпохе и ее героях будет возрастать - ведь в истории нет неинтересных времен и скучных героев, все зависит от автора исторического труда.

Возможностей всесторонне рассмотреть время Елизаветы Петровны, глубже, чем прежде, оценить ее личность много. Во-первых, это - свобода беспрепятственно заниматься любым периодом русской истории, во-вторых - большое количество ценных исторических источников. Здесь мемуары, деловые записки, протоколы государственных учреждений, многочисленные письма разных современников Елизаветы и самой императрицы. Здесь и записи камер-фурьерских журналов, дипломатическая переписка, законодательные (в том числе и подготовительные) материалы, документы по истории войн, науки, искусства, политического сыска и т. д. Многие из них опубликованы (см. Источники и литература), многие хранятся в архивах (особенно в Российском государственном архиве древних актов) и еще требуют значительной работы.

Автор этой книги, сколько было возможно, использовал этот разнообразный исторический материал, много работал с литературой и поставил перед собой цель написать книгу о личности Елизаветы Петровны, о ее эпохе и ее современниках, но при этом не сбиться на историю просто царствования. Увидеть личность через призму ее эпохи и эпоху глазами этой личности - такова цель, которая, как мне кажется, отвечает общей идее серии «Жизнь замечательных людей».

ГЛАВА 1

НОЧНОЙ ШТУРМ

Ночью 25 ноября 1741 года генерал-прокурор Сената князь Яков Петрович Шаховской, спокойно почивавший в своей постели, был разбужен громким стуком в окно. Генерал-прокурора поднял посредине ночи сенатский экзекутор. Он объявил, что Шаховскому надлежит немедленно явиться ко двору государыни императрицы Елизаветы Петровны. «Вы, благосклонный читатель, - писал в своих мемуарах Шаховской, - можете вообразить, в каком смятении дух мой находился! (Еще бы - один из высших сановников государства лег спать при одной власти, а проснулся при другой. - Е.А.) Нимало о таких предприятиях не только сведения, но ниже видов не имея, я сперва подумал, не сошел ли экзекутор с ума, что так меня встревожил и вмиг удалился, но вскоре увидел я многих по улице мимо окон моих бегущих необыкновенными толпами в ту сторону, где дворец был, куда и я немедленно поехал… Не было мне надобности размышлять, в которой дворец ехать».

Народ по улицам бежал в сторону Царицына луга - Марсова поля, возле которого тогда стоял дворец цесаревны Елизаветы Петровны - на этом месте позже по проекту архитектора Стасова построили казармы Павловского полка. Вся суета на ночных улицах столицы с неумолимой ясностью говорила генерал-прокурору, что, пока он спал, в столице произошел государственный переворот и власть перешла от императора Ивана Антоновича и его матери - правительницы России Анны Леопольдовны к цесаревне Елизавете Петровне (Шаховской, с.30). Так, глухой ноябрьской ночью 1741 года начался «славный век императрицы Елизавет»…

Вообще-то с трудом верится, чтобы такой опытный царедворец и карьерист, каким был князь Яков Шаховской, не знал о готовящемся перевороте. В Петербурге заговор цесаревны уже давно стал секретом Полишинеля. Правительницу Анну Леопольдовну, как и ее министров, не раз и не два с разных сторон предупреждали о честолюбивых намерениях цесаревны Елизаветы Петровны захватить власть. Об этом доносили шпионы, писали дипломаты из других государств. В марте 1741 года министр иностранных дел Великобритании лорд Гаррингтон через своего посла в России Эдуарда Финча сообщил русскому правительству, что, согласно донесениям английских дипломатов из Стокгольма, цесаревна Елизавета Петровна вступила в сговор со шведским и французским посланниками в Петербурге - Эриком Нолькеном и маркизом де ла Шетарди и что заговорщики составляют «большую партию», готовую взяться за оружие и совершить переворот как раз в тот момент, когда Швеция объявит войну России и вторгнется на ее территорию на Карельском перешейке. Далее в меморандуме говорилось, что весь план уже в деталях разработан Елизаветой и иностранными дипломатами и что видную роль в заговоре играет личный хирург цесаревны И. Г. Лесток, который выполняет роль связного между цесаревной и иностранными дипломатами, замешанными в антиправительственном заговоре (РИО, 91, с.52).

Сразу скажем, что английская разведка поработала на славу - информация, содержавшаяся в меморандуме Гаррингтона, была абсолютно достоверной. О содержании этого документа Финч тотчас известил первого министра правительства Ивана Антоновича - графа Остермана, а также отца императора, принца Антона-Ульриха. Последний отвечал английскому дипломату, что власти действительно располагают некоторыми сведениями о недипломатической деятельности французского и шведского посланников, аккредитованных при российском дворе. Антон-Ульрих признался также, что сам он давно заподозрил Шетарди и Нолькена в тайных замыслах против императора Ивана, заметил он и тесную связь хирурга цесаревны Лестока с Шетарди, а также то, что «этот посланник часто отправляется по ночам переодетый к принцессе Елизавете и что как нет никаких признаков тому, что между ними существовали любовные отношения, то должно думать, что у них пущена в дело политика». Наконец, отметил принц, Елизавета Петровна ведет себя так двусмысленно, что рискует оказаться в монастыре (Пекарский, с.256).

Конечно, демарш Финча не был актом бескорыстия - Англия не хотела, чтобы в результате прихода к власти Елизаветы, которую поддерживала через своего посланника враждебная Британии Франция, позиции французов в России усилились. Этим и объясняется, как понимает читатель, столь необычный и откровенный меморандум лорда Гаррингтона.

Однако выводов из этого послания русское правительство так и не сделало. Это нередко случалось в нашей истории - даже дружественным предупреждениям из-за границы у нас не принято верить: «Кто их знает, этих иностранцев? а вдруг их предупреждения - провокация? Ведь нам все в мире завидуют и добра не желают!» Одним словом, все осталось по-прежнему. Остерман лишь обратился к Финчу со странной, с точки зрения дипломатического протокола, просьбой - позвать к себе в гости Лестока и за бокалом вина повыведать у него побольше о замыслах цесаревны Елизаветы. Финч работать агентом русского правительства отказался, сказав, что «если посланников и считают за шпионов своих государей, то все-таки они не обязаны нести эти должности для других» (Пекарский, с.256).