Петр Люкимсон - Последний Бес. Жизнь и творчество Исаака Башевиса-Зингера
В литературоведческих кругах принято считать, что вся проза Зингера предельно автобиографична, и потому нет особой нужды в биографии писателя. Отчасти созданию такой точки зрения способствовал сам писатель. Известно, к примеру, что в 1978 году вместе с Башевисом-Зингером на церемонию вручения Нобелевской премии увязался и его биограф Пауль Креш. Однако когда Креш попросил Зингера достать ему пригласительный билет на церемонию встречи новых лауреатов с королем Швеции Густавом XVI, Зингер наотрез отказался это сделать.
«Мне не нужны биографы, – пояснил он. – Всю свою биографию я изложил в своих книгах. Замените имя любого героя моего романа на мое – и вы получите рассказ о том или ином эпизоде моей жизни!»
На самом деле Зингер в очередной раз лукавил.
Да, конечно, в его писательском тигле всегда переплавлялись и факты его собственной биографии, однако он всегда примешивал в этот тигель и истории из жизни многих его друзей и знакомых, не забывая при этом щедро приправить их художественным вымыслом.
Документальная, почти журналистская точность его прозы, ее автобиографичность о которой любят писать авторы предисловий, не более чем иллюзия, намеренно порожденная Мастером, и к анализу того, что стоит за этой мнимой точностью, мы еще не раз вернемся на страницах этой книги.
Реальная история жизни Исаака Башевиса-Зингера и в самом деле стоит любого романа. Это – история мальчика из глубоко религиозной еврейской семьи, пытавшегося порвать с породившей его средой и в результате превратившегося в ее вечного пленника. Это – история нелегального эмигранта, подбиравшего чужие объедки в кафе, и в итоге поднявшегося на вершины славы и успеха.
Это – история писателя, долгое время жившего в тени известности своего старшего брата и учителя; испытывавшего по этому поводу немало комплексов и сумевшего выйти из этой тени только после внезапной смерти последнего. Выйти, чтобы превратиться в подлинно большого писателя, куда более талантливого и самобытного, чем этот старший брат…
И все же меньше всего настоящая книга представляет собой жизнеописание Исаака Башевиса-Зингера.
Скорее, перед вами – первая попытка проникнуть в глубинный смысл творчества этого великого художника и если не открыть, то хотя бы приоткрыть те самые двери, которые в течение стольких лет остаются наглухо закрытыми для большинства читателей его книг.
В связи с этим у автора книги, которую вы держите в руках, был слишком велик соблазн при анализе произведений Башевиса-Зингера сосредоточиться именно на их трансцендентном, тайном смысле. К счастью, я вовремя вспомнил, что в свое время подобную попытку уже предпринимал Дм. Мережковский по отношению к творчеству Достоевского. И закончилась она полным фиаско, так как стремление свести произведения Достоевского к неким мировоззренческим схемам и символам невольно принижало Достоевского как великого художника, создавшего не ходульные, а подлинно живые, великие литературные образы, отразившие в себе все конфликты и духовные поиски своей эпохи.
То же и с Башевисом-Зингером. Во всех его книгах чувствуется дыхание самой жизни, они притягивают к себе читателя именно предельной жизненностью и достоверностью тех ситуаций, в которых оказываются их герои, проникновением в глубины человеческой психологии.
Но и когда А.Зверев в своих статьях о Зингере утверждает, что попытки отыскивать глубинный смысл произведений писателя с помощью ассоциаций и цитат из Талмуда и других еврейских источников кажутся ему натянутыми, он, безусловно, допускает ошибку.
Приведу только один пример.
Во многих своих произведениях, говоря о природе чисто животной сексуальности человека, Зингер прибегает к сравнению людей с червями. «В лагере люди лезли друг на дружку, как черви», – говорит один из персонажей рассказа «Кафетерий». Эта же фраза повторяется и в ряде других рассказов, и в романе «Мешуга», да и в повести «Раскаявшийся» героиня утверждает, что для Бога сексуальные игры людей напоминают копошение червей – и потому Ему нет до этого никакого дела. В конце концов, пристрастие писателя к этой метафоре даже начинает раздражать – неужели ему трудно было придумать, что-либо другое, более оригинальное?! Но в том-то и дело, что это отнюдь не метафора самого Зингера. Талмудический трактат «Сангедрин» в отрывке, посвященном соблазнению еврейских мужчин моавитянками, говорит, что «евреи блудили, как черви». Таким образом, в сознании знакомого с еврейской традицией читателя это сравнение мгновенно вызывает в памяти вполне конкретный эпизод священной истории и является символом необузданной, низводящей человека на самую низшую животную ступень похоти. Без знания Талмуда или соответствующего комментария к вышеназванным произведениям Башевиса-Зингера это понять невозможно, а, значит, невозможно и проникнуть в сокровенный смысл его текста.
И так – почти со всеми его произведениями.
Следует признать, что всей своей проблематикой, своими образами, именами героев, сюжетными поворотами и т. д. творчество Башевиса-Зингера было связано с многовековой еврейской религиозно-культурной традицией – с Библией, Талмудом, каббалой, высказываниями великих раввинов и т. д. Не зная этих источников, не находясь в поле их культурного притяжения, нельзя и открыть ту самую дверь, которую писатель на самом деле и не думал закрывать, – ведь писал он для тех, кто говорил с ним на одном языке во всех смыслах этого слова; кто с детства читал те же книги, имел тот же круг житейских и литературных ассоциаций, и этому читателю достаточно было полунамека, чтобы понять, к чему клонит «мешугене литератэр»[7]; какую сверхидею он хочет до него донести на этот раз.
И потому автор считал своим долгом открыть читателю те культурные коды, которыми пользовался Башевис-Зингер, и уже с их помощью распахнуть потайные двери его книг. Разумеется, не всех – творческое наследие Исаака Башевиса-Зингера огромно, его полное собрание сочинений до сих пор не выпущено ни на одном языке и для подробного анализа даже половины его произведений не хватит и куда более толстой книги, чем эта.
И все же, если автору удастся хотя бы приподнять завесу над тайной личности и творчества этого великого писателя, он будет считать свою задачу выполненной.
Часть 1
Мальчик с планеты Штетл
Мне звезда отрадна этаЧистотой и силой света,Тем, что ни одно светилоСвет подобный не струило,Тем, что блеск ее ночнойВ капле заключен одной…
…Мне звезда отрадна этаЩедростью безмерной света,Тем, что, свет ее вбирая,Я безмерность постигаю,Тем, что сразу отданаНебу и земле она.
Самуил Галкин. (Пер. А. Ахматовой)Глава 1
«Час зачатья я помню не точно…»
Согласно старым добрым канонам литературной биографии, эту главу следовало бы начать словами: великий еврейский писатель Исаак Башевис-Зингер родился 14 июля 1904 году в Радзимине в аристократической еврейской семье.
Но проблема заключается в том, что мы… не знаем точно, когда именно родился Башевис-Зингер, да и весьма приблизительно представляем себе, в каком географическом пункте Польши он появился на свет. И, таким образом, даже с самим фактом его рождения связана некая тайна.
В одних биографических справочниках в качестве места рождения будущего писателя называется небольшой городок Радзимин, в других – крохотное еврейское местечко Леончин, а в третьих и вовсе родина его деда со стороны матери Билгорай.
Следует признать, что все три эти населенных пункта в равной степени могут претендовать на место рождения одного из самых загадочных писателей ХХ века.
Сам Зингер в книге «В суде моего отца», этого романа в новеллах о своем детстве и отрочестве, утверждает, что родился он на самом деле в Леончине, а в регистрационные книги вместе с младшим братом Мойше был записан уже после переезда семьи в Радзимин – отсюда, дескать, и берет свое начало вся эта путаница.
Но если это так, то невольно возникает мысль об ошибочности того, что Зингер родился в 1904 году, как это значится в радзиминских архивах.
Весьма вероятно, что данное событие на самом деле произошло двумя, а то и тремя годами раньше. В те времена евреи вообще предпочитали заносить сыновей в запись актов гражданского состояния как можно позже – с тем, чтобы их реальный возраст превышал «документальный», пытаясь таким образом отложить на как можно более поздний срок призыв ребенка в армию. Благодаря этой уловке, многие еврейские юноши к моменту призыва были уже женаты, и это обстоятельство автоматически освобождало их от армейской службы.
Версия о том, что Исаак Башевис-Зингер на самом деле родился не в 1904, а в 1903 или 1902 году, впервые возникла у автора этих строк еще в начале 90-х годов, сразу после прочтения все той же книги «В суде моего отца». Думаю, у любого ее читателя невольно возникает ощущение, что автор (если считать эту книгу почти документальной автобиографией) был не по возрасту развит и смышлен, и именно так – как к куда более старшему по возрасту – к нему относятся родители. Если же принять во внимание временной сдвиг в один-два года, то все становится на места. Будущий писатель при этом по-прежнему предстает вундеркиндом, но все, что он рассказывает о себе, звучит уже куда более правдоподобно, чем рассказ о семилетнем мальчике, шутя осваивающем сложнейшие религиозно-философские тексты или отправляющемся по соседям собирать причитающиеся его отцу деньги.
