Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
Маша подошла неслышно. Ее щеки пылали то ли от быстрой ходьбы, то ли от ожидания разговора. Алеша сделал вид, что задремал, но в прищур век разглядывал любимую девушку. Ему нравилось в Маше все: стройная, грациозная фигура, тонкие черты лица, волны каштановых волос, длинные, кажущиеся прозрачными пальцы. Но больше всего – глаза. Цвета влажного сапфира, они всегда сияли, и в моменты радости, и в часы печали. Дополнял красоту любимой добрый характер, такой, каким наделяли умниц-красавиц в русских сказках. Для Алексея такая сказка стала былью.
– Ну, все, все, хватит. Я же вижу, что ты меня разглядываешь, – улыбаясь, проговорила девушка. – Зачем позвал, рассказывай.
– Знаешь, Маша… – Алексей задумался, встал, прошел по берегу, нашел плоский камень, умело запустил его по водной поверхности и стал считать, сколько раз камень коснется воды.
– Почти двадцать блинчиков, – победно произнес юноша.
Маша встревожилась, вопросительно посмотрела на друга.
– Алеша, что случилось? Почему ты сегодня такой странный?
– Да всё в порядке.
– От сестер тревожных вестей нет?
– Нет, у них все в порядке.
– Тогда говори яснее, не блинчики же считать мы пришли сюда. Мне надо готовиться к экзаменам.
Алеша, засунув руки в карманы, стоял, понурив голову. Его молчание затянулось.
– Тебя что-то беспокоит? – помогала наладить разговор Маша.
– Да, беспокоит, из Находки пришли документы, нас ждут в мореходном училище.
– Кого ждут? И при чем тут ты?
– Нас троих: Борьку, Витьку и меня. Отправили документы год назад, и вот сейчас пришло приглашение.
– Ты это серьезно?
– Маша, какие могут быть шутки?
Маша не отвечала.
– Ну почему ты молчишь, Маша?
– А что я могу ответить? От меня здесь ничего не зависит.
– Но я же не могу, Маша, жить без тебя. Как я поеду один?
Она рассмеялась.
– Так ты же сам, Алеша, придумал эту поездку.
– Да, я, но это было год назад, до нашей с тобой встречи.
Маша отвернулась от него, слышно было звук колес очередного поезда да мягкий всплеск воды у берега.
Маша прервала молчание.
– Поезжайте. Что же вам мешает?
– Маша, – Алексей взял ее за руку, – а как же ты?
– Я? – удивленно ответила она, – останусь здесь.
– А может, поедешь вместе со мной?
– Как ты это представляешь? Шестнадцатилетняя влюбленная девушка умчалась со своим другом на край света.
– Я все узнал, в мореходку принимают девчат.
– Девчат, может, и принимают, только я не морячка, да и родителей не брошу. Я, тебе скажу по секрету, воды ужасно боюсь. Даже на речном трамвае переплывая реку, глаза закрываю, так страшно становится.
После непродолжительной паузы Маша подытожила разговор:
– Леша, я пойду домой, вырвалась на минутку, по дому дел надо много переделать.
– Маша, не уходи, я не знаю, как мне поступить.
– А ты подумай, как тебе поступить. Посиди без меня здесь и подумай.
И она, не оборачиваясь, побежала по тропинке в гору.
* * *Алексей вернулся к бревну-дивану, мысленно рассуждая, что Маша права. Мечта, что она бросит родителей и помчится за ним к Тихому океану, действительно, несуразная. Но если он откажется от своей цели – ребята не поймут, осмеют за трусость. В таком раскладе проблема нерешаемая.
Он стал смотреть на воду, что с огромной скоростью проносилась мимо. Рядом стоящая ГЭС постоянно сбрасывала сотни кубометров воды через постоянно работающие гидротурбины. Потому река в городе никогда не замерзала, разъединяла город на две половины, и единственный мост не справлялся с людским потоком. В первые дни марта оживал любимый вид транспорта горожан – речной трамвайчик. Почему маленькие теплоходы назвали так? Может, потому, что людей в них входит столько же, сколько в трамвай, но разве можно сравнить душный вагон наземного транспорта с палубой, где дышишь свежим воздухом, ну а о пробках и выхлопных газах от машин и говорить не приходится.
Мимо Алеши, пыхтя и ударяя лопастями, шел теплоход, до берега доносилась музыка. На верхней палубе возле бака танцевала молодая пара.
– Хорошо им там, – подумал юноша. – Мне тоже было хорошо в те времена, когда жива была мама. Сколько времени утекло с тех пор. Целая вечность.
Жизнь перевернулась три года назад. В этот зимний, декабрьский вечер он радостно спешил домой. Закончилась вторая четверть в школе. С мамой договорились елку наряжать вместе, лесная красавица, кудрявая, смолистая, ждала в сарайчике. Леха влетел в дом с раскрасневшимся от мороза и детского счастья лицом, на ходу сбросил шубейку и сразу к печке. На столе горела керосиновая лампа.
– Мама, мама, ты где?
– Я здесь, сынок, – раздался тихий голос из-за занавески, что отгораживала кровать.
– Мамочка, ты заболела?
– Да, сынок, кажется, я серьезно заболела.
Он отодвинул занавеску, его мама, самая красивая на всем белом свете, с пшеничными волосами, заплетенными в тугую длинную косу, с васильковыми глазами, грустно смотрела на своего любимого сына. Он заметил, что тонкие черты ее лица обострились, высокий лоб бел как бумага, заострились скулы, обострился нос, длинные кисти рук неподвижны.
– У тебя температура?
– Нет.
– А что?
– Я уже несколько раз теряла сознание. Первый раз в сенях, но ненадолго, я добрела до кровати и даже лежа впадала в обморок.
– Я побегу за врачом.
– Куда ты, родной, побежишь в такое позднее время? Будем надеяться, что до утра доживу.
До утра они оба не спали. Наутро больница в райцентре, потом областной центр. Операции, химиотерапии, и еще всякие ужасные вещи. Но ничего не помогло, оказался рак. Роковая болезнь. Он сжег молодую женщину за несколько месяцев. И все, о чем они мечтали с мамой, осталось в несбыточном прошлом. Перед смертью мама попросила старшего сына взять Лешу на воспитание до совершеннолетия. Сын обещал, но хватило совместной жизни ровно на год. Да можно ли назвать это время жизнью? Алексею, привыкшему к материнской ласке, к добрым словам, без окриков, без рукоприкладства, нынешняя его жизнь показалось страшным сном, адом. Без мамы, в новой семье Леша чувствовал себя лишним человеком. Взгляд жены брата, смотревшей на него, как на дармоеда, выражал нескрываемую к подростку неприязнь. Ее речь была еще страшнее. Брат, занятый на работе, все отдал во власть жене, никогда ни во что не вмешивался, не давал советов. Сестры, оставшиеся в деревне, не могли ничем помочь, кроме теплых слов в письмах.
Лешке страшно хотелось куда-нибудь исчезнуть из этого дома. И он убежал с ребятами в областной центр, подал документы в первый попавшийся техникум – строительный. Он не задавал вопросов, кем будет, какая это специальность, просто радовался, что наконец-то вырвался из адова круга злости и нелюбви к себе со стороны вроде близких ему людей.
Встал другой вопрос: на что жить. Стипендия, которую он получал, был настолько маленькой, что ее хватало на несколько дней. Молодость – удивительное время, она всегда надеется на лучшее и чего-то добивается. И Лешка с таким же приятелем –
