Максим Чертанов - Конан Дойл

Политические забастовки! Так и до битья витрин и поджигания картин в музеях недолго докатиться. Самое время прийти к выводу о том, что Конан Дойл замышлял совершить спиритическую революцию и захватить власть над всем миром. Нелепо? Кому как. Полутора годами позже был издан роман Уэллса «Самовластие мистера Парэма»: в этом романе, полном издевок над спиритами, можно увидеть злую пародию на «Страну туманов» и карикатуру на доктора Дойла. .Герой Уэллса Парэм – интеллигент «старой закалки», любящий «поэтов и лошадей», верящий в Британскую империю и незыблемость законов; современный мир, где «рушатся старые идеалы», ему непонятен и страшен. Знакомый Парэма уговаривает его посетить спиритический сеанс; другой знакомый с презрением ругает спиритов: «Мистер Парэм отчужденно прислушивался к разгоравшемуся спору. <..> Он глубоко сочувствовал этому маленькому кружку, который так мирно и счастливо шел от откровения к откровению, а теперь сюда вторглись шумные ниспровергатели с шумными обвинениями и грозят шумным разоблачением. Особенно сочувствовал он даме в трауре. Она обернулась к нему, словно взывая о помощи, в глазах ее блестели непролитые слезы. Рыцарские чувства и жалость переполнили его сердце». Разве не так описывал Дойл первые душевные побуждения, приведшие Мелоуна к спиритизму? Абсолютно так. И точно так же, как Мелоун, Парэм не может не встать на защиту гонимых и слабых. Парэм начинает посещать спиритические сеансы (описание этих сеансов, кстати сказать, выглядит не более издевательским, чем описание службы в спиритической церкви, данное самим Дойлом в начале «Страны туманов»); на одном из них он знакомится с неким высокопоставленным духом и начинает постоянно консультироваться с ним. Чем не пародия на Финеаса? В конце концов дух воплотился в Парэма и они вдвоем взяли власть над страной. «Укажи, что нам делать! – ревела толпа. – Направь нас. Поведи!»

Уэллс писал свой роман в год, когда Муссолини пришел к власти; этот роман – об итальянском фашизме (в котором он видел преимущественно комическую сторону), а вовсе не о спиритизме. Но Конан Дойл на Уэллса обижался – ведь тот походя ругал и высмеивал то, что было для доктора – нет, никакой не святыней – а научной истиной. Разумный, ясно мыслящий Уэллс посмеялся над глупеньким сентиментальным Конан Дойлом. Пока тот фотографировал эктоплазму, Уэллс постиг суть тоталитаризма.

«Я никогда не встречал человека более искреннего, порядочного и честного; в нем нет ничего темного и зловещего, и именно этими его качествами следует объяснять его огромную власть в России. Я думал раньше, прежде чем встретиться с ним, может быть, о нем думали плохо потому, что люди боялись его. Но я установил, что, наоборот, никто его не боится и все верят в него. <...> Сталин – совершенно лишенный хитрости и коварства грузин» (Уэллс «Опыт автобиографии», 1934).

Джордж Оруэлл в своем эссе написал: «Уэллс слишком благоразумен, чтобы постичь современный мир». Это сказано незадолго до Второй мировой – когда Уэллс уверял всех, что Гитлер – просто паяц. Уэллс с помощью теоретических выкладок доказывал, что мир в XX веке стал другим и старомодные фанатики не опасны. Доживи Конан Дойл до той поры – не приходится сомневаться, что он занял бы противоположную позицию; простодушный, он не знал, другим или не другим стал мир, но знал твердо: если вооруженные немцы идут на Францию – добра не жди и англичане должны браться за винтовки. У него было много недостатков. Но излишнее благоразумие не входит в их число.

Осенью 1928 года Дойл с семьей отправился в Африку. Почти тридцать лет спустя он возвращался туда – не только затем, чтобы проповедовать, но и чтобы показать своей семье места, где проходила «великая бурская». Деннис и Адриан были уже взрослыми – такие же здоровенные «столбы», как их отец в юности, оба заядлые автогонщики, губители девичьих сердец. Для них поездка была приятным развлечением. Джин-младшая училась в выпускном классе и ехать в Африку ей не хотелось: нужно было готовиться к экзаменам, много заниматься. «Мой отец всегда учил нас принимать самостоятельные решения с самого раннего возраста, и он хотел, чтобы я сама решила, ехать мне или нет. После долгих размышлений я решила не ехать, но мой отец сказал, что это ужасно огорчит мою мать. Я снова подумала – согласна ли я причинить боль матери? Конечно, я этого не хотела и потому согласилась ехать. И я очень рада, что поступила так, потому что это были последние годы жизни отца, и сама поездка оказалась очень интересной». Самостоятельные решения – а на дочь все-таки надавил. Стоил ли того Блумфонтейн, где доктора принимали без особой теплоты? Видеть знакомые места ему было скорее грустно, чем приятно. Некоторые вещи не могли его не коробить: при посещении мемориала южноафриканцам, умершим в британских лагерях, он не знал, что говорить репортерам.

Турне продлилось около пяти месяцев. Кроме Южно-Африканского Союза Дойлы посетили Родезию, Уганду, Танганьику и Кению. Лекции проходили с успехом, на который Дойл даже и не рассчитывал: в Кейптауне все желающие не могли достать билеты, и Дойлу предоставили для выступлений прямой радиоэфир; он нашел, что это великолепный способ донести свои идеи до большого числа слушателей. Однако газеты его травили, а аудитория его большей частью разочаровывала: он писал, что зачастую слушали его со снисходительностью, если не с полным равнодушием. Но в целом он остался доволен поездкой. «Мы возвращаемся поздоровевшие, укрепившиеся в вере, жаждущие броситься в бой за величайшее дело – возрождение религии и практического спиритизма, который есть единственное противоядие от материализма».

Пока старшие Дойлы занимались пропагандой, младшие охотились; неугомонный Адриан едва не погиб, когда раненный им громадный крокодил бросился на сопровождавшего охотников африканского юношу. Сам доктор при этом присутствовал; несмотря на свои 70 лет, он порывался уже лезть в воду. Адриану пришлось кидаться в реку и исправлять свою оплошность самому. Хочется верить, что он сделал бы это и в том случае, если бы отца не было рядом.

По итогам каждого из своих турне Дойл писал книгу: «Наши приключения в Америке», «Наши новые приключения в Америке»; помимо рассуждений о спиритуализме, они полны красочных и жизнерадостных путевых заметок. Поездка в Африку не стала исключением: из нее родилась книга «Наша африканская зима», в которой Дойл много размышлял о социальном укладе бывших британских колоний. Дойл отмечал, что между англичанами и бурами, а также между белым и черным населением Южной Африки растет напряжение, которое может превратиться во взрыв: «Опасность еще не близка, но она неуклонно приближается». Обращение с коренными африканцами приводило его в негодование: он возмущенно писал о том, как низок уровень медицинского обслуживания, предоставляемого им, – для врача все должны быть равными. Но полного равенства он не допускал и был против того, чтобы африканцы получали образование и право голосовать: по его мнению, это лишь усилило бы в них сознание неравенства и привело к ужасным последствиям. О бедных неграх надо заботиться, как о детях, и тогда все будет хорошо.