Моя последняя любовь. Философия искушения - Джакомо Казанова
– А теперь нам пора завтракать.
– Так вы имеете обыкновение завтракать?
– Конечно, притом каждый день и с величайшей пунктуальностью.
– Но зато я никогда не завтракаю. Из-за моих каналий-крестьян у меня не остается на это времени.
– В таком случае, поскольку я лишен удовольствия иметь дело с этими канальями, прикажите подать мне завтрак.
– Конечно же, раз вам необходимо завтракать, я велю, чтобы каждое утро для вас готовили кофе с молоком.
Я сделал гримасу – летом в деревне, на свежем воздухе, когда аппетит не оставляет желать лучшего, обходиться какой-то чашкой кофе! Это уже выходило за пределы неудобств и делалось опасным для жизни. Однако я опять сдержался и продолжал:
– Не соблаговолите ли приказать вашему слуге причесывать и меня, когда у вас не будет в нем надобности.
– А разве вы не имеете камердинера?
– Я непременно привез бы его, если бы мог предположить, что подобная просьба затруднит вас.
– Меня это ничуть не затрудняет, просто я опасаюсь, как бы вам не пришлось подолгу ждать.
– Не извольте беспокоиться, я терпелив. Кстати, я еще должен просить вас о ключе для моей комнаты. Дело в том, что со мной важные бумаги, принадлежащие другим особам, за которые я несу ответственность.
– И у вас нет чемодана?
– Не могу же я поминутно открывать и закрывать чемодан.
– Послушайте, синьор Казанова, в моем доме вы можете ничего не опасаться.
– Я нисколько в этом не сомневаюсь и никогда не решился бы обвинить вас, если бы даже и затерялось какое-нибудь письмо, хотя это стало бы истинной моей погибелью.
Он улыбнулся и некоторое время раздумывал. Потом велел парикмахеру сказать управляющему, чтобы тот навесил на мою дверь замок и выдал мне ключ. Я же тем временем приметил на ночном столике восковую свечу и книгу. «Сам жжет восковые сечи, а меня отравляет сальными», – подумал я, машинально перебирая листы книги, которая содержала не лишенные интереса гравюры.
– Черт возьми! – вдруг воскликнул он. – Не трогайте это!
– Конечно же, – отвечал я, – молитвенник предмет священный, но не беспокойтесь, я никому не проговорюсь.
Произнеся эти слова, я покинул его, предварительно попросив сказать кухарке, чтобы она принесла мне бульон и шоколад, если у нее вдруг не окажется кофе. Возвратившись к себе в пещеру, ибо это была самая настоящая пещера, я предался печальным размышлениям о предстоящем мне приятном времяпрепровождении. Я испытывал жесточайшее искушение уехать, даже невзирая на тощее состояние моего кошелька, однако же отказался от подобного решения, которое, будучи оскорбительным для Торриано, могло привести к дурным последствиям. Главное мое неудобство заключалось в отвратительной свече, и я решился спросить у слуг, не велено ли принести мне восковых свечей. По прошествии часа слуга подал мне жалкую чашку кофе, уже смешанного с молоком и сахаром. Я рассмеялся, так как иначе надо было швырнуть ему поднос в лицо.
– Дурак! Разве так подают кофе?
– А кухарка всегда такой пьет.
– Это ее дело, но в следующий раз кофе, сливки и сахар чтобы были в разной посуде.
– Но кухарка варит кофе для всех в одной кастрюле, и каждый наливает оттуда в свой кофейник.
Меня просто трясло от ярости при перечислении всех этих подробностей. Я с раздражением спросил, почему вчера вечером он принес мне сальную свечу, а не восковую, как своему барину, и получил ответ, что управляющий держит свечи под ключом и выдает только для графского пользования. Поэтому мне и надо было обращаться к самому управляющему. В ту минуту сей последний как раз вошел в комнату со слесарем, который, не мешкая, навесил на дверь замок и подал мне ключ. Я же тем временем спросил о свечах.
– Господин граф не изволили ничего приказывать.
– Но ведь это разумеется само собой.
– У нас ничего само собой не разумеется. Я покупаю восковые свечи, и граф платит мне за каждую по мере надобности.
– Может быть, тогда вы уступите мне фунт по рыночной цене?
– Это как раз то, чем я могу услужить Вашей Светлости, но прежде я должен спросить разрешения у господина графа, ведь вы понимаете…
Приобретя таким образом восковые свечи, я отправился сделать променад перед обедом, который был назначен на час дня. И каково же было мое удивление, когда, возвратившись в половине первого, я обнаружил графа уже за столом! В чем могла заключаться причина этой цепи неучтивостей? Я был в совершенной растерянности, но все-таки еще раз сдержался и лишь сказал ему, что, полагаясь на слово управляющего, считал начало обеда никак не раньше часа пополудни.
– Действительно, таков мой обычай, но сегодня я должен сделать несколько визитов соседям и поэтому сел за стол в полдень. Садитесь, вы еще сможете наверстать упущенное.
И он велел принести на стол уже убранные блюда. Умирая от голода, я не произнес ни слова и с отменным аппетитом принялся за еду, отказавшись, впрочем, от супа и вареного мяса.
– Не стесняйтесь, – сказал он, – я подожду.
– Вы ошибаетесь, господин граф, я нарочно лишил себя этих блюд, чтобы быть наказанным за опоздание.
После обеда я отправился сопровождать его во время визитов. Сначала мы побывали у самого близкого соседа в одном лье от Спессы, некоего барона де Местра, который круглый год жил в деревне со своим многочисленным семейством. Мы провели у него весь день. Вечером после нашего возвращения управляющий вернул мне стоимость свечей. По его объяснению, граф просто забыл распорядиться, чтобы мне прислуживали так же, как и ему. Нам подали вполне сносный ужин, коему я отдал должное, съев не меньше, чем за четверых. Граф лишь поглядывал в мою сторону, а сам ни к чему не притрагивался. Лакей, сопровождавший меня до самой комнаты, почтительно осведомился, в котором
