Виктор Астафьев - Нет мне ответа...Эпистолярный дневник 1952-2001
8 мая 1911 г.
Красноярск
(семье И.Н.Гергеля)
Дорогие Тоня! Ваня! И я, как всегда, после праздника поздравляю Вас с началом весны и днём Победы! Здоровы будьте! И чтобы ребятишки были здоровы и поменьше хлопот доставляли. Мы живём напряжённо и трудно, в особенности Мария Семёновна, двое школьников в наши годы — это не награда. В особенности трудно с младшей. Она вертлява, подвижна, учиться не хочет, а только играть, на каждое слово выдаст десять и артистка первоклассная, с нею хоть смейся, хоть плачь. Я прошлым летом забрал её к себе в деревню, и она там партизанила, ходила босиком, все собаки и мальчишки её друзья, лезет в холодный Енисей, норовит кататься на велосипеде. Вырви глаз, одним словом!
Работал над романом о запасном полку, где помянул и твои, Ваня, незабвенные топкие лагеря. Роман страшный, как и вся наша жизнь была и есть страшная. А пока у нас ещё не постучала весна, снег, холод, нет ещё новой травы. Я ещё не убрался в огороде — сыро. И в деревню не перебирались — холодно. Вот на рыбалку 10-го собрался лететь. Один раз уже билеты на самолёт сдавали, было морозно на Севере.
Не знаю, читал ли ты мою статью в «Известиях» за 1-2 мая, там я товарищам коммунистам сказал частично о том, что они заслужили, и боюсь, что с бывшим герой-функционером Шадриновым мы переругаемся, а нам уже на старости лет ругаться не надо бы. Может, Вам с Тоней приехать? Что ты её никуда не возишь? От вас через Оренбург к нам идёт какой-то поезд, есть и проходные. Насчёт самолётов — не знаю, да и дорого на самолётах.
Словом, черкни мне, что и как. А мне надо, чтобы ты прочитал рукопись о запасном полку.
Обнимаю и целую вас. Ваш Виктор.
Мария присоединяется. Ребятишки тоже.
13 мая 1991 г.
Красноярск
(С.Ермолаевой)
Дорогая Светлана!
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Моё затянулось, очень всё же много того, что мешает ныне жить и работать, мелочи давят главное. Работа нал первой частью романа ещё не закончена, но рукопись уже читабельна. Я посылаю её тебе всю, чтобы ты увидела, какую ношу я взвалил на себя, а муж твой откроет для себя новость, что все наши армейские беды и гадости начались не сейчас.
У меня одна просьба — надолго рукопись не задерживать, и, хотя я знаю, как вам и нам всем живётся суетно и трудно, всё же малость загружу вас:
1. Все речения, разговоры казахов перевести на казахский язык, но в русской транскрипции, а можно так и эдак.
2. Два-три расхожих казахских имени, что-то вроде нашего Ивана, и одно редкое, степное, которое бы говорило о принадлежности к древнему высокому роду.
3. Одно-два расхожих восклицания, что-то вроде нашего присловья и обязательно одно-два ругательства, но не стервозных, не пошлых, а «домашних» повседневных. Хорошо бы какую-нибудь примитивную песню или напев, когда поют, чистя картошку, для себя, думая о доме, о родных, о своём кишлаке (надо ауле), о степи, о горах.
Вот и всё. Заранее благодарю. Желаю доброго здоровья и хорошей жизни вообще, с мужем в частности, ибо в наше дикое время сходиться на жительство могут или безответственные дураки, или уж действительно добрые, уставшие от одиночества люди.
Храни вас Бог! Виктор Петрович
18 мая 1991 г.
(адресат не установлен)
Уважаемый Алексей Алексеевич!
Благодарю Вас за письмо и за добрые слова о моей работе.
Переехав в Пермь из г. Чусового той же области (сюда привезла меня жена после войны — она родом из Чусового), в 1962 году я приобрел дом в заброшенной деревушке, где прожил и проработал, как оказалось, свои самые плодотворные и счастливые годы.
То, что написано в рассказе «Яшка-лось», выдумывать не пришлось. Был случай с жеребёнком, потерявшимся и выросшим в лесу, был и бригадир-пьяница, которого обожали лошади и которых утопил он штук пять, да и измывался над ними и над людьми тоже, как дурь велела. Однажды его «сняли с лошади» — выгнали из бригадиров, так он перестал выпускать лошадей из загороди, и они съели там весь дёрн, лизали землю. Когда, идя на берег, я выдернул запор, они чуть не растоптали меня, ринулись к воде. Бригадир пьяный и дурной кричал: «Я подохну, так пусть и они подохнут!» А стадо коней, хорошее, послушное, было сохранено и разведено им. За реку, в догнивающее отделение совхоза отдали лошадей и всё остальное на вымирание — кончится скот, люди бросят землю и совхоз и уедут. И не будет забот совхозу с Заречьем.
Будучи из крестьянской крепкой семьи, хитрый, тогда ещё не запивающийся бригадир увёз за реку жеребца-нутреца под именем Петька, и тот регулярно там исполнял свои обязанности. Бригадиру говорили, мол, уж не ты ли жеребят делаешь? Словом, основа рассказа документальна, но «писать документ», как это у нас делается, не стоит, и всё остальное в рассказе — работа и мысль сочинителя. Можно, наверное, прочесть рассказ и истолковать его так. как Вы истолковали и прочли.
Желаю Вам всего доброго в жизни. В. Астафьев
21 мая 1991 г.
Овсянка
(А.Ф.Гремицкой)
Дорогая Ася!
Я в деревне. Два дня жары, и вдруг ударил на черёмуху» холод, да какой! Цветочки сегодня ночью поникли от мороза, думал, пропадут, но сибиряки же, чуть солнышко показалось, подняли головки, жить стараются.
Хорошо, что мне удалось быть здесь одному. Очень устал за зиму и чувствую себя разбитым. Да и кругом всё уныло и подло, а тут ещё тётушка Августа Ильинична тяжела, вздумала, по-моему, умирать, да и рада она смерти, но работяга, сибирячка, а вся её порода с жизнью расстаётся трудно. Хожу к ней два раза на день, меряю давление, а оно уж порой неуловимо. Заставил детей её хотя бы ночевать в деревне. Ночуют, огород копают, эти ещё слушаются меня.
Алёша — глухонемой сын Августы, показывает два пальца: остаёмся ты да я. Ох, Господи! И не знаешь радоваться ли тому, что и мы скоро помрём, или горевать.
Позавчера Ирине нашей исполнилось сорок три годика. Были с Марьей и Полей на могилке. Поля играет, Марья Семёновна плачет, Ириша в земле молча полёживает, над ней берёзы шумят, птички поют, и кому лучше, нам или ей, не разберёшься.
Ничего не пишу, даже писем. Не могу. Выдохся! Как и вся наша матушка-Россия, от усталости и запущенности обессилел, видно.
Ну, даст Бог! Скоро прилетит Валя Курбатов, может, с ним оптимизму накопим.
Всем кланяюсь, желаю хлеба и здоровья. Всегда ваш Виктор Петрович
18 июня 1991 г.
Овсянка
(А.Ф.Гремицкой)
...Этот бородатый крытик в Москве будет проездом в субботу и письмо бросит в ящик иди с кем передаст, а сам подастся во Псков, к бабе, которая по чести должна уж об него ухваты обломать, поскольку дома он не живёт, бабу не ублажает и детей не воспитывает.
