Майк Тайсон - Беспощадная истина

Я представляю собой отходы производства, отбраковку. Шлак, отбросы. Я в своей жизни умел только драться, трахаться и плодить детей. Бокс, шлюхи и детишки. Мой исходный уровень, способный погубить меня. И когда я воздерживаюсь от этого, мне кажется, что я достоин награды. Я, по сути своей, типичный наркоман. Я – кусок дерьма, который думает, что мир вращается вокруг него. У меня самая низкая в мире самооценка, но самый непомерно раздутый эгоизм, который только возможен. Я представляю собой всем известного наркомана, которому надлежит умереть на глазах у изумленной публики. Я не могу умереть в одиночестве. Я должен еще выкрикнуть напоследок разную х… ню типа: «Сколько там людей на планете? Пять миллиардов? Я могу победить каждого из них в честной драке». Кто еще способен на такую ахинею? У многих есть деньги, у многих есть слава, но ни у кого не было такого нахальства, самонадеянности и бесстыдства, как у меня. Самые известные люди позволяли, чтобы их слава переросла их и сопровождала их затем по жизни. Я же хотел перерасти свою собственную славу.

Я совершил столько предательств в своей жизни, что уже не доверяю никому. Когда тебя заставляют понять, что тебя уже не полюбят, в тебе это чувство остается навсегда, оно уже никогда не исчезнет. И когда ты понимаешь, что тебя уже никогда не полюбят, у тебя возникает желание причинять боль другим и делать дурные вещи. Зачем делать хорошее при таком раскладе?

Я размышляю о том, откуда мои отец и мать. Мы – люди с улицы. Я делал то, что они и вообразить себе не могли. Знаю, что это ровным счетом ни для кого ничего не значит, но, если у тебя за спиной лишь грязь, нищета и трущобы, то это значит очень много. Даже мои дети не знают, кто я такой и что у меня в прошлом. Знаю, у них тоже есть свои детские проблемы, которые им приходится решать, но они никогда не жили с крысами и собаками на помойке. Они не знают, каково это – прятаться в отвратительной жиже сточной канавы, чтобы тебя не убили. И я горжусь тем, что я из этого мира. Тут нечем гордиться, но я, тем не менее, горжусь. Мои дети могут читать и писать лучше, чем я, но они никогда не смогут превзойти меня в умении переносить тяжелые удары жизни. И я не хочу, чтобы у них когда-либо появился такой опыт.

Я до сих пор провожу время в гетто. Я – настоящее дитя гетто. Иногда я смотрю на Фарида и спрашиваю его: «Фарид, почему мы здесь, когда мы могли бы быть на яхте в Сен-Тропе? Почему мы с этими нищими ниггерами?» Да потому, что эти нищие ниггеры – это наши братья. И они борются за жизнь, день и ночь. Я люблю этих низких, грязных ублюдков, хотя и не доверяю им. Впрочем, я и сам способен «кинуть» их.

Я могу понять многое и принять это. Например, я много думаю о Ницше. Я понимаю, что такое сверхчеловек. Я знаю, что способен стерпеть поведение какого-либо человека, не калеча его, потому что могу сдержать свои чувства. Некоторые не соблюдают никаких приличий, у них нет уважения к окружающим. Когда я встречаю такого парня, я всякий раз думаю, что хотел бы, чтобы он нахамил моей жене – и тогда я бы вышиб ему мозги. Подобные ситуации случаются сплошь и рядом, но я должен отказаться от таких мыслей. Я пытаюсь сдерживать себя, стараюсь стать другим. Но сколько же мне придется еще насиловать себя, чтобы переродиться и стать этим другим?

Почему я уже больше не беспокоюсь о том, как бы трахнуть кого-нибудь еще, с тех пор, как это случилось последний раз? Всю свою жизнь я думал только об этом. Но сейчас меня уже больше не донимают мысли о том, как бы потрахаться с кем-нибудь. Получается, что я уже повзрослел? Что же мне делать, мне, женатому человеку с двумя детьми? Я ведь не сторожевой пес и не домашняя собачка, я – бездомная собака. Если бы я все еще считал себя выродком с большим членом, шляющимся по шлюхам, то я бы не жил так, как живу сейчас. То есть получается, что либо я переборол самого себя, либо просто совсем уже упал духом. Я предпочел бы думать, что не изменяю своей жене потому, что готов уже уняться в своих безобразиях, потому, что я люблю ее. Или же я просто-напросто сломался и ничего не представляю собой как мужчина?

Куда подевались та ярость и та энергия, которые побуждали меня трахать всех тех женщин? Почему я утратил свой сексуальный натиск? Это просто процесс старения и снижения гормональной деятельности? Теперь при виде девушки я могу еще подумать: «Ух ты!», но у меня уже нет желания сказать ей: «Привет, детка!» И не надо ничего мне рассказывать про «Виагру» или «Сиалис». У этого дерьма нет ничего общего с естественным желанием. Оно не создает нужного расположения духа. Это как пистолет без пуль. Это дерьмо не будит игры воображения, которая необходима для нужного расположения духа.

Всю свою жизнь я занимался тем, что зарабатывал деньги для других. Мои чувства, моя любовь всегда находились в зависимости от того, насколько успешно Майк Тайсон это делал. Кем бы я был, если бы я не стал Майком Тайсоном? Как бы я строил свои отношения с другими? Я не знаю, каково это – выйти на улицу и начать разговор с кем-нибудь. Мне никогда не приходилось этого делать. Иногда я смотрю на себя и говорю: «Майк, ты придурок и слабак. И что же ты, черт возьми, делаешь? Ты скоро умрешь. И ты намерен поставить крест на своем шарме и всю оставшуюся жизнь оставаться с этой женщиной, с которой ты спишь с тех пор, как ей было двадцать четыре года?» Я уверен, что порой надоедаю своей жене, поскольку провожу с ней практически все время. Но я веду себя так, чтобы она поняла: я не выхожу из дома для того, чтобы показать ей, что я здесь, рядом с ней. Раньше у нас были проблемы доверия друг к другу. Теперь же я стал обузой для нее, проводя дома слишком много времени.

Я никак не могу добиться гармонии в наших отношениях. Я не отношусь к числу уравновешенных людей. Это, конечно, не означает, что я способен сказать ей: «Поищу-ка я другую женщину, которой можно было бы увлечься». Если я не буду жить с Кики моногамным браком, то у нас начнутся неприятности. Я тогда вернусь к наркотикам, опять начну трахать кучу стриптизерш и проституток, могу подхватить какую-нибудь болезнь, нарвусь на какого-нибудь ревнивого парня, и тот вышибет мне мозги.

Я не отношусь к числу парней, рожденных для любовной связи. Я не склонен яростно отстаивать своих прав в любовных отношениях. Но мне не нравится, когда так же поступают и со мной. Если я не слабая сторона в любовных отношениях, то я должен быть лидером. Либо я играю роль ниггера-суки-подкаблучника, либо я должен обращаться с женщиной грубо и жестоко. Или одно, или другое, компромисса быть не может. И поскольку мне совершенно не хочется обращаться с женщинами грубо и жестоко, все завершается тем, что я оказываюсь слабаком.