Майк Тайсон - Беспощадная истина
Иногда мне кажется, что я переключил свою зависимость от наркотиков и алкоголя на участие в жизни своей семьи. Я знаю, сколько горя и унижения я могу принести ей всего лишь одной порцией наркотика или одним глотком «Хеннесси». Я ни в коем случае не хочу обмануть их ожидания. Как я выкладывался в боксе, точно так же и здесь я хочу сделать все от меня зависящее, чтобы продолжать жить со своей семьей. Я знаю, что во мне есть некая пустота, и я много лет пытался заполнить ее наркотиками, выпивкой и сексом. Я думаю, что всему причиной то, что мы смертны. Мы знаем, что все это временно. Мне предстоит состариться и умереть завтра, или через десять лет, или, если мне повезет, через сорок лет. Но когда ты со своей семьей, у тебя появляется чувство, что ты будешь вечно.
Когда-то ты достигаешь такого возраста, когда ты благодарен Богу за то, что живешь еще один день. Он не был нам должен этот день. И тебе следует проживать каждый день так, словно это твой последний день. Тебе следует нести за все личную ответственность. Ты не можешь ни в чем винить общество. Если ты хочешь стать лучше, тебе следует присмотреться к самому себе и преодолеть свои недостатки. Твой злейший враг – это ты сам. Я знаю, что мой злейший враг – это я сам. Если кто-то и готов прикончить меня, так это только я сам. Если бы кто-то обращался со мной так же, как я сам обращаюсь с собой, я бы, б… дь, вышиб ему его гребаные мозги.
* * *Я не намерен читать наставления. Я совершенно не хочу никого учить жить. Я не в состоянии устроить и свою-то жизнь. Я просто иду по карте. Вы меня понимаете? Я следую за звуками этой гребаной флейты. Живу одним днем. Я ненавижу эту фразу, но часто прибегаю к ней, чтобы держать себя под контролем. Иногда я вновь начинаю думать, что после всех лет, проведенных в реабилитационных центрах, и траты сотен миллионов долларов я держу ситуацию под контролем. Это мое величайшее заблуждение. Я считаю, что я еще ого-го, а на самом деле я просто лоботряс.
Я всегда искал утешения в своих голубях. Где бы я ни жил, они всегда были со мной. Я собираю голубей особой породы. Они называются роллеры. Сэр Энтони Хопкинс, который в знаменитом фильме сыграл Ганнибала Лектера, говорил о них так:
«Знаете ли вы, Барни, что такое голуби роллеры? Они взмывают высоко и быстро, потом переворачиваются и так же быстро падают вниз, к самой земле. Бывают голуби роллеры, которые не рискуют и летают высоко. А бывают такие, которые опускаются очень низко. Этих нельзя скрещивать, иначе их потомство будет стремиться опуститься еще ниже – и будет гибнуть, разбиваясь о землю».
* * *Неудивительно, что меня влечет к роллерам. Есть что-то захватывающее в том, как они взмывают выше всех остальных птиц, прокладывая путь ввысь, к небу и облакам, а затем просто скатываются, сваливаются, кубарем соскальзывают вниз, и, если им повезет, то они еще успевают отвернуть от земли до того, как ударятся об нее. Роллеры, которые являются потомками пары, оба голубя из которой привыкли падать низко, не могут этого сделать. Они пикируют так быстро, что вокруг них происходит разрежение воздуха, и они не уже могут расправить свои крылья – и просто взрываются при ударе. Для тех, кто наблюдает за ними, это выглядит просто ужасно. Но если попытаться представить себя этой птицей, то совершенно не будет ощущения, что ты стремительно падаешь, несешься вниз. Это больше похоже на шведский стол с эндорфином, дофамином[363] и адреналином. Все равно как немного нюхнуть «кокса» и глотнуть «Хеннесси», пока ты подключен к капельнице с морфином.
Мои родители были роллерами, привыкшими падать низко. Я родился, чтобы подняться на вершину неба и упасть вниз. И я искренне благодарен за то, что нашел свои крылья, чтобы расправить их прежде, чем удариться о землю.
Эпилог
Иногда я просыпаюсь и понимаю, что предстоит скверный день. Меня начинают одолевать мысли о том, что меня никто не любит и что жизнь у меня складывается не так, как хотелось, когда я только становился на ноги. Затем я размышляю о том, что мог кого-то обидеть. Затем мне хочется выпасть из жизни и отрешиться от всего. Я не знаю, как проживать каждый день, как жить изо дня в день. Я стараюсь. Я делаю все от меня зависящее, чтобы воспретить любое насилие. Я мог бы позволить любому вздуть меня почем зря, только бы это удержало меня от того, чтобы дать сдачи. Я полагал, что в этом возрасте человек становится более выдержанным, но сам я становлюсь все более раздражительным и озлобленным.
Хотя у меня есть любящая жена и дети, я чувствую себя так, словно я потратил свою жизнь впустую. Не поймите меня неправильно, я люблю свою семью. Я готов умереть или убить за нее. Но это только часть проблемы. Когда я умру, я хочу, чтобы мои дети жили лучше, но я не знаю, будет ли так на самом деле. Не знаю, будет ли у них жизнь гораздо лучше, чем та, что была у меня в Браунсвилле. Они, вероятно, относятся к детям родителей из средних слоев общества. Сейчас я езжу на «Кадиллак Эскалейд». Некоторые, возможно, полагают, что это здорово, но, на мой взгляд, «Кадиллак Эскалейд» недостаточно хорош даже для того, чтобы подарить его проститутке. Я все еще должен налоговому управлению. Вероятно, я умру прежде, чем успею расплатиться с ним. Сейчас я зарабатываю совсем немного. Я выгляжу хорошо, при этом я ничего не делаю. Я дилетант, ханыга, лодырь, приживальщик. Не могу поверить, что моя жена все еще замужем за мной. Я чувствую себя полной дрянью.
Мне не хватает самооценки. Иногда я себя просто ненавижу. Мне порой кажется, что я ничего не заслуживаю. Иногда я начинаю воображать себе, как я вышибаю кому-то мозги и получаю возможность сесть в тюрьму на всю оставшуюся жизнь. Работа над этой книгой привела меня к мысли, что вся моя жизнь была какой-то шуткой. Я представляю собой мрачного и пресыщенного подонка. Ненавижу жить сейчас как обыватель. Не знаю, смогу ли я дожить до следующего дня. Не исключено, что когда-нибудь я просто скажу: «А пошло все оно!..» – и прыгну, чтобы уйти.
Иногда я никак не могу заснуть. Думаю, что причина, по которой я так эмоционально отношусь ко всему, заключается в тех наркотиках, которыми я накачивался все эти многие годы. Эмоции начинают перехлестывать через край. Мне больно от этого, и непонятно, как от этого избавиться. Я был самым крутым парнем на планете, а сейчас принимаюсь плакать по малейшему поводу. Я не могу понять, что со мной не так. Иногда мне кажется, что я распадаюсь на какие-то отдельные мозаичные фрагменты.
Я представляю собой отходы производства, отбраковку. Шлак, отбросы. Я в своей жизни умел только драться, трахаться и плодить детей. Бокс, шлюхи и детишки. Мой исходный уровень, способный погубить меня. И когда я воздерживаюсь от этого, мне кажется, что я достоин награды. Я, по сути своей, типичный наркоман. Я – кусок дерьма, который думает, что мир вращается вокруг него. У меня самая низкая в мире самооценка, но самый непомерно раздутый эгоизм, который только возможен. Я представляю собой всем известного наркомана, которому надлежит умереть на глазах у изумленной публики. Я не могу умереть в одиночестве. Я должен еще выкрикнуть напоследок разную х… ню типа: «Сколько там людей на планете? Пять миллиардов? Я могу победить каждого из них в честной драке». Кто еще способен на такую ахинею? У многих есть деньги, у многих есть слава, но ни у кого не было такого нахальства, самонадеянности и бесстыдства, как у меня. Самые известные люди позволяли, чтобы их слава переросла их и сопровождала их затем по жизни. Я же хотел перерасти свою собственную славу.
