Сергей Голяков - Рихард Зорге

— А что вы скажете о принце Коноэ? — спросил Рихард.

— Я думаю, что это новая восходящая «звезда», — ответил Ходзуми и швырнул в море плоский белый голыш.

— Так же скользит по волнам? — задумчиво проговорил Рихард, провожая глазами камень. — А скоро ли пойдет ко дну?

— Он слишком хитер и дальновиден, чтобы не удержаться на поверхности. Мне даже кажется, что очень скоро принц может стать премьер-министром.

— Вы так считаете?

— Почти убежден в этом. У принца большие связи и не так уж много врагов. Такие люди, как он, для нынешней Японии большая редкость.

— Ну что ж, — сказал Рихард после некоторого раздумья. — Я рад, что наши наблюдения совпадают. Было бы очень полезно, если бы мы с вами оказались в курсе тех дел, которыми озабочен Коноэ. Но я сейчас не совсем представляю, как это можно устроить.

— Тут нужно крепко подумать, — произнес Одзаки. — Коноэ стоит на одной из самых верхних ступенек нашей политической иерархии. В его окружение не так-то легко проникнуть. Но, — он сделал паузу, — первый секретарь принца — мой старый университетский товарищ Фумико Кадзами…

Вскоре Рихард отправил в Центр очередную радиограмму:

«Связался с Одзаки и после основательной проверки решил опять привлечь его к работе. Это очень верный, умный человек. Занимает видное положение в крупной газете, имеет необыкновенно широкий круг знакомств».

Рихард сообщал, что считает Одзаки одним из самых ценных членов своей группы. И он не ошибся.

— Явился Эйдзи, — доложил адъютант.

— Пусть войдет, — приказал полковник.

Мацукава боком проскользнул в дверь, замер перед столом.

— Есть новости?

— Да, господин.

— Выкладывай.

— Он обедал у меня в воскресенье. Много говорили о политике. Судя по всему, он заядлый национал-социалист, думает только о карьере. Высоко отзывался о талантах Гитлера. Считает, что Япония и Германия должны обязательно сблизиться.

— Что еще?

— Жаловался на регулярные обыски в отеле.

— Это все?

— Да, господин.

— А как он насчет женщин?

— Я говорил с ним и об этом. У меня такое впечатление, что он не из тех, кто увивается за юбками.

— Где он собирается поселиться?

— Улица Нагасаки-мати, дом тридцать. Хорошая квартира. Прислуга, естественно, будет предупреждена.

— Что запланировали дальше?

Мацукава сделал неопределенный жест.

— Намерен продолжать наблюдения. Впрочем, у меня есть одна совершенно конкретная идея.

Полковник Номура выслушал осведомителя и одобрительно кивнул:

— Действуй.

Часть третья

ДРУГ ГЕРМАНСКОГО ПОСЛА

Четырехмоторный «фокке-вульф» «Кондор», закончив бег по посадочной полосе, замер у аэровокзала. Самолет был пассажирский, но с опознавательными знаками германских ВВС — черными крестами на фюзеляже и крыльях, с фашистской свастикой в белом круге на хвосте. Апрельское жаркое солнце вспыхивало на лопастях пропеллеров.

Рихард гаркнул «хайль!» и шагнул к трапу самолета.

— Поздравляю, герр генерал! — радостно улыбаясь, сказал он, завладев рукой Отта.

Генерал уловил столько искренности в голосе журналиста, что растрогался и, нарушая этикет, обнял его.

— Спасибо, Рихард! Прошу тебя, не обращайся ко мне столь официально. Для тебя я тот же Эйген. Просто Эйген.

Во второй половине дня в посольстве состоялся большой прием. Отт и его супруга стояли на мраморной площадке у входа в анфиладу залов. Гости пожимали генералу руки, целовали перчатку Терезы, рассыпались в поздравлениях — и спешили к столам.

Отт задержал руку Рихарда в своей:

— Я — твой должник…

Тереза с трудом сдерживала самодовольную улыбку.

Зорге прошел в зал, наполнил тарелку всякой снедью и расположился у стены, в углу, возле колонны.

Итак, Эйген Отт — генерал и посол. Рихарду, поздравляя Отта на аэродроме, не пришлось надевать на себя привычную для разведчика маску, когда думаешь одно, а надо говорить совсем другое. Назначение Отта на пост германского посла в Японии действительно было осуществлением заветного плана Рихарда, завершением целого этапа пятилетней работы его группы.

«Двадцать восьмое апреля тридцать восьмого года. Запомним этот день», — подумал Рихард. Перед ним мелькал калейдоскоп лиц. Большинство из этих людей были ему знакомы. Он в шутку группировал их. «Эти — подшефные Бранко», — «Эти подопечные Ходзуми», «Генералы — ведомство Иотоку», «Ну, а эти, эти — мои!..» И, так же, как выравнивалась в шеренгу толпа этих разных, но одинаково возбужденных сейчас людей, так же стала вытягиваться в его сознании цепь воспоминаний. С того самого дня..

— Милый, познакомься — это тот самый мюнхенский Рихард, о котором я тебе говорила!

— Весьма рад. Подполковник Эйген Отт.

— Рихард Зорге. Как вам, наверное, уже сообщила ваша очаровательная супруга, я — журналист, так что держите со мной ухо востро!..

Так они познакомились осенью 1933 года, когда подполковник вернулся в Токио с артиллерийских маневров. Познакомила их все же Тереза.

На этот раз, спустя несколько недель после первой случайной встречи с ней около посольства, Рихард с большим интересом отнесся к ее мужу, хотя, конечно, не показал и виду. Он уже знал, предусмотрительно запросив об этом Центр, что муж Терезы, неприметно державшийся офицер, на самом деле крупный германский разведчик, сотрудник небезызвестного Николаи, шефа немецкой разведки в период первой мировой войны, теперь, после захвата власти нацистами, возглавившего один из центров шпионажа — Институт истории новой Германии. Хотя Отт приехал в Японию как стажер и интересуется лишь испытаниями гаубиц, истинная цель, поставленная перед ним абвером, — наладить сотрудничество между гитлеровской и японской разведками. Кроме того, он должен изучить политическое положение в Японии и представить в Берлин обстоятельный доклад.

И Рихард Зорге с тех первых дней сделал ставку на этого внешне скромного, но столь много обещавшего в будущем подполковника.

Нет, он, конечно же, не навязывался ему в друзья. Поначалу они просто «случайно» встречались то в посольстве, то в клубе, то у «Рейнгольда» — в баре немца, славившегося своими сосисками по-баварски, мюнхенским пивом и прогитлеровскими взглядами. Конечно же, Рихард ни единым намеком не показывал, что знает об истинных целях визита подполковника в Токио. Он не слушал, а сам говорил. Говорил, во всем блеске демонстрируя перед хватким разведчиком свое глубокое знание и политической обстановки в Японии и нацистской фразеологии.