Шракбек Кабылбаев - Синие шинели

— Пусть аллах вырвет у тебя язык, если ты сказал неправду, — услышал Зеленцов хрипловатый голос бандита. — Я сдамся, — продолжал он, — если никто из твоих шайтанов не тронет меня пальцем.

Зеленцов поспешил убедить Бекмамбетова в искренности своих слов. В ответ клацнул винтовочный затвор и в ту же минуту раздался треск и звон разбитого стекла. Зеленцов оглянулся: перед окном в снежный сугроб упала винтовка. Она была без затвора…

После того как Бекмамбетову было объявлено об аресте, милиционеры произвели обыск. В землянке они нашли сорок винтовочных патронов.

К концу дня прибыла группа Соколова. Она успешно справилась с заданием. Сообщники Канатыра — Тыныш Тулешев и Байдулла Габдушев отсиживались в стоге сена.

Так закончилась одна из операций по ликвидации последней бандитской группы. Она закончилась без жертв и крови.

И такой исход закономерен. Даже в самых отдаленных аулах представители милиции пользовались огромным авторитетом. Сказалась долгая и кропотливая работа среди самых различных слоев населения. Рабоче-крестьянская милиция свято берегла и продолжала славные, немеркнущие традиции первых революционных лет.

И. АНТИПОВ, сотрудник МООП.

г. Уральск.

ВЕЧНАЯ СЛАВА ГЕРОЯМ

Милиционер — зеркало Советской власти, по которому население судит о Советской власти.

А. Кондратский, А. Штульберг

ТРОЕ ПРОТИВ ТРИДЦАТИ

Волк выскочил из-за давнишней, трухлявой копенки, увидел людей, запряженного в тарантас верблюда, оскалился, осел на задние лапы.

«Саженей двадцать до серого», — прикинул Терентий Телегуз, нашаривая круглую рукоять маузера. Наскоро целясь, навскидку бабахнул.

Шарахнулся в испуге верблюд. Волк махом пошел по степи.

— А-лю-лю-у-и! — взвизгнул ему вдогонку аксакал-возчик и засмеялся:

— Помирать побежал каскыр.

Вскинулся задремавший было на тарантасе Калашников.

— Чего палишь?

— Волка стрелял… Промазал.

Калашников сел, широко, сладко зевнул. Недовольно сказал:

— Ну и дурень. Что, богатым на патроны стал? У нас их, сам знаешь, лишнего нету. — Дотянулся до фляги, закинув голову, напился и стал выговаривать:

— Ты, парень, впервой на задание едешь, многого не знаешь. В степи, брат, еще не такие бирюки бродят. Лютее тигра. Ты запомни: ежели стрелять, так чтоб без промашки. А то худо будет. Спроси аксакала, он и не таких волков встречал.

Возчик согласно закивал головой:

— Правду говорит Федор. Ты слушай его, Терентий, слушай. Бандит в степи гуляет, конокрад хуже волка.

И старик, понурив голову, под скрип давно не мазанных колес, слово за словом поведал печальную историю своей жизни.

Медленно шагает верблюд. Натуженно тянет телегу. С кочки на кочку замерзшей дорожной грязи хромают колеса. Тягуче, будто бы нехотя, говорит аксакал:

— Скверная дорога… Верблюд гнется. Чу, рыжий! Шагай шире, тяни! Плохая дорога была и в моей жизни…

За последние версты до седьмого аула возчик, наконец, успел досказать про свою долю. Говорил старик грустным глуховатым голосом.

Много лет батрачил он у бая Урнекова. Днями пас баранов, бесконечно бродил с отарами по безбрежным приуральским степям. В солнцепек и в осеннюю пору под нудными дождями. В снежную метель ночами стоял караульщиком… Одни штаны носил годами, жил впроголодь, денег не видал. Была у него работящая жена. Без устали доила байских коров и кумысных кобылиц. Рано сгорбилась, но была хорошим, верным другом пастуха.

— Пришла Советская власть в аул, — продолжал старик. — На первой сходке приезжий из Уральска комиссар, хороший, смелый человек, стал нам, беднякам, раздавать скотину бая. Мне велел взять вот этого верблюда да пять овечек. Большая радость пришла тогда к нам. Бай куда-то сбежал, мы стали сами хозяйничать.

Но уехал комиссар. Снова появился бай со своими прихвостнями. Нет, он не стал проводить сходок, не стал отнимать свой скот.

Только однажды ночью, когда он, старик, на своем верблюде ездил в степь за соломой для топки, какие-то молодчики напали на его жилье, убили старуху. Хату подпалили. Такая же судьба постигла и семьи многих других бывших батраков бая…

— Я теперь, однако, с вами всегда буду. Куда надо, отвезу. Тарантас крепкий, верблюд сильный. Помогать буду.

— Спасибо. От помощи твоей не отказываемся, помогаешь ты не мне, а народу, нашей власти. Только те, кто против нас идет, звери лютые. Не струсишь?

Смеется старик: значит, согласился начальник.

Мерно шагает верблюд. Тарантас, как лодка на мелкой зыби, переваливается на ухабах. Ветер гонит холодную пыль по промерзлой земле. Скоро ночь. Два милиционера едут в степь на задание.

Кончается ноябрь 1920 года. Ветер злой и холодный…

Начальник второго района Илекской уездной милиции не на шутку встревожен. Старшие милиционеры Федор Калашников и Терентий Телегуз, уехавшие в волость по делам службы, вот уже три недели не дают о себе знать. Начальник рапортом докладывает об их таинственном исчезновении в Илекское уездное управление милиции, а оттуда уже сообщают в Уральск. На розыски отправляется сперва агент уголовно-следственного стола Колыханов, а затем начальник инспекторского подотдела Уральской губ-милиций Циффер.

«Следы Калашникова и Телегуза, — пишет последний в докладе на имя начальника Уральской губмилиции, — найдены в поселке Александровском… В поселке этом они, однако, и теряются, так как милиционеры уехали, не заявившись в исполком. Житель аула № 6 Смитянов через несколько дней видел их едущими на тарантасе с верблюдом. По этим данным был открыт их дальнейший путь… В последней группе аула № 7 милиционеры побывали у Сакеша Урнекова. До этого милиционер Калашников неоднократно ловил Урнекова на крупной спекуляции».

Многих обездолил бай-мироед Урнеков. Кто только не побывал в его кабале! Всюду по пути люди жаловались на него приехавшим в степь милиционерам, видя в них своих защитников. У Калашникова все злее становились глаза, все крепче сжимались губы. Он уже знал, что Урнеков привез из Оренбурга большую партию мануфактуры, которую вместе со своими подручными добыл разбойным путем. Уже успел немало денег заграбастать. Словом, когда милиционеры добрались до богатого его дома, им было доподлинно известно, чем он сейчас промышляет. У богатея действительно нашли кипы мануфактуры — ценного по тем суровым дням товара. Было у Урнекова и много денег — выручка от последних выгодных спекуляций. Нашли и долговые расписки, и оставленные в залог вещи.