Соломон Штрайх - Ковалевская

Автограф С. В. и А. В. Корвин-Круковских (1868 г.)

Н. П. Суслова (60-е годы)

В первом номере своего женевского журнала «Народное дело» за 1868 г. Бакунин указывал молодежи на бесплодность мирных средств борьбы за освобождение трудового народа от эксплоатации: «Не будем себя обманывать и скажем себе, что… путь освобождения народа посредством науки для нас загражден; нам остается поэтому только один путь, путь революции». В помещенной там же программе «Народного дела» между прочим заявлялось: «Мы, сторонники атеизма и материализма, мы хотим уравнения прав женщин, уничтожения семейного права и брака, как церковного, так и гражданского; капитал и все орудия производства должны принадлежать работникам, земля — тем, кто ее обрабатывает своими руками».

В своих прокламациях студенты требовали возвращения им тех прав, которые им были уступлены после смерти Николая. Они заявляли, что лучше пойдут в Сибирь и крепость, чем уступят: «Общество должно поддержать нас, потому что наше дело — его дело. Относясь равнодушно к нашему протесту, оно кует цепи рабства на собственную шею. Протест наш тверд и единодушен, и мы скорее готовы задохнуться в ссылках и казематах, нежели задыхаться и нравственно уродовать себя в наших академиях и университетах».

Софья Ковалевская больше всего боялась твердых и единодушных протестов на политической почве. Она готова была мириться со всякими прядками, установленными правительством в высшей школе, лишь бы позволили женщине учиться. Софья Васильевна и ее подруги считали необходимым бороться за раскрепощение женщин от цепей буржуазного строя, но совершенно не были подготовлены к мысли о борьбе за полное раскрепощение всех трудящихся. Это казалось им опасным и вредным увлечением. «Нигилизма» Ковалевской хватило на робкие, полуфантастические мечтания об устройстве гимназии для девочек и мальчиков, о врачебной деятельности среди ссыльных женщин. Типичная, хотя и лучшая, представительница своего класса, она с ужасом смотрела на попытки революционных групп начать великую историческую борьбу с дворянством и царизмом.

Анна Васильевна не сумела проявить настойчивости и твердости даже в деле собственного освобождения. Ковалевские звали ее в Петербург, подбадривали, убеждали, стыдили, Софья Васильевна приводила в письмах к сестре слова Владимира Онуфриевича о том, что та «избаловалась, не выдержит сцены с родителями», когда он приедет за ней. Ковалевский твердил, что она должна быть самостоятельной. Он готов приехать выручать ее: только бы у Анюты хватило решимости поддержать его, когда он наткнется на сопротивление генерала. Анюта бродила по комнатам, точно «забытая», по словам родных, тосковала, плакала, ни на что не решалась. Ковалевским писала, что готова на все, да вот боится, не будет ли Владимиру Онуфриевичу трудно ехать. Уж лучше обвенчаться с кем-нибудь.

Поиски фиктивных женихов для Анны Васильевны были безуспешны. После свадьбы Софы Корвин-Круковский был очень строг по отношению к кандидатам в мужья для его старшей дочери. Приходилось искать людей, отвечающих представлению Василия Васильевича о настоящем дворянстве, о солидности в смысле материального обеспечения. Пытались было использовать для нее «нигилистические» настроения старшего брата Софиного мужа, А. О. Ковалевского, который был женат, имел уже в 1868 году дочь, но не удосужился за разъездами по научно-исследовательским делам оформить свой брак.

Александр Онуфриевич Ковалевский (1849–1901), как сказано было выше, ушел в 1859 году из корпуса инженеров путей сообщения на физико-математический факультет Петербургского университета, где после полуторагодичного перерыва для занятий в Гейдельберге получил в 1862 году степень кандидата. После этого он снова уехал для научных занятий за границу, возвращаясь в Россию только для выполнения неизбежных формальностей, связанных с получением кафедры: для защиты магистерской и докторской диссертаций; кратковременного чтения лекций в качестве приват-доцента и т. п. В 1868 году А. О. Ковалевский был профессором зоологии в Казани и пользовался значительной известностью во всем ученом мире. Его работы в области развития беспозвоночных уже тогда доставили ему славу пролагателя новых путей в естествознании и расценивались в Европе так же высоко, как работы Дарвина в области развития позвоночных.

Познакомившись с А. О. Ковалевским, Софья Васильевна нашла его «очень, милым». В первую же встречу с братом и его фиктивной женой Александр Онуфриевич «толковал» им «о необходимости тесной связи и любви между детьми и родителями». Софья Васильевна видела в этом желание старшего поучать младших, вполне «простительное в отце семейства». Это не лишало ее надежды осуществить план фиктивного брака между Александром Онуфриевичем и Анютой, так как «в остальном он нигилист сильный» и даже советовал Софе «непременно переодеться мальчиком», если ей не позволят посещать лекции в качестве женщины. Симпатичный Софье Васильевне с точки зрения «нигилизма», А. О. Ковалевский казался ей «далеко неприятным и вообще нелепым человеком во многих отношениях», но фиктивному браку это мешать не должно. Однако, фактическая жена А. О. Ковалевского, Т. К. Семенова, была в деле фиктивного брака ее мужа с Анютой такого же мнения, как М. А. Сеченова относительно Ивана Михайловича. Через несколько лет она оформила свой союз с Александром Онуфриевичем. Тем не менее она всю жизнь сохраняла чувство неприязни к Софье Васильевне, так как вообще не любила никаких «нигилизмов» и «нигилисток».

Ковалевская перенесла свои надежды на И. И. Мечникова (1845–1916) — молодого, талантливого зоолога, хорошего знакомого Владимира Онуфриевича и ближайшего друга и товарища его старшего брата. Правда, Мечников чужд «нигилизму», даже салонному, дворянскому, самому «возвышенному», но придерживается передовых взглядов вообще, бесконечно предан науке и, конечно, должен выручить девушку, желающую освободиться от гнета предрассудков и косности. При первом же свидании она заговорила с ним о фиктивном браке и сразу увидела, что «надежд на него никаких не может быть» — он все время толковал о семейном счастье. После этого разговора Софья Васильевна демонстративно «не стала обращать на него внимания».

Наконец, убедили Анюту поговорить с отцом решительно, и Василий Васильевич отпустил старшую дочь в Петербург. Он даже разрешил ей отправиться за границу, но с непременным условием, что Анюта будет находиться все время при младшей, замужней сестре. До него доходили слухи о чем-то ненормальном в Софином браке, но все-таки она дама, а девице, даже великовозрастной, лучше быть в семейной обстановке.