Геннадий Козлов - Грустный оптимизм счастливого поколения

Кроме обязанности работать с письмами, аспиранты, как и все сотрудники, должны были вести общественную работу. Я стал членом общества «Знание» и примерно раз в месяц читал лекции на заводах и фабриках. Происходило это всегда в обеденный перерыв. На лекцию собиралось человек десять с бутербродами и кефиром.

Чаще других я избирал тему об измерении расстояния от Земли до Луны с помощью лазера. Эта лекция всегда вызывала оживленное обсуждение с непременным вопросом о том, кому все это нужно. На первых порах я не мог найти убедительных для рабочей аудитории аргументов, и встреча с рабочими кончалась снисходительным похлопыванием меня по плечу каким-нибудь местным авторитетом и балагуром. Однако постепенно я отточил свое ораторское мастерство, отработал некоторые шуточки и уже стал сам похлопывать по плечу незатейливых зачинщиков дискуссии.

Умение быстро найти хороший ответ на неожиданный вопрос имеет большое значение в жизни научного сотрудника, и полученный опыт меня не раз выручал. Впервые я удачно воспользовался им совсем скоро, во время годового отчета на ученом совете лаборатории. Советы эти проходили довольно бурно, и аспирантов крепко «щипали». Когда подошел мой черед, члены совета уже были хорошо разогреты. Смуту внесла, как это часто бывало, Ирисова, загнав в угол предыдущего аспиранта.

Я коротко доложил о проделанной за год работе и тотчас получил раздраженный вопрос:

– Ну, а насколько важна вся эта ваша затея? Ты вот, к примеру, жизнь за нее отдашь?

Не мешкая, я ответил вопросом на вопрос:

– Могу ли я посоветоваться с женой?

Шутка пролетела как молния. Ученый совет разразился громким смехом, и напряжение спало. Прохоров, который в этот момент отвлекся, разговаривая по телефону, заинтересовался причиной веселья. Ему все пересказали, и он, будучи сам большим любителем шутки, тут же заключил, что меня можно переаттестовать. После этого случая он меня приметил и весело здоровался при встречах.

Второй раз опыт, накопленный на лекциях, пригодился мне в совершенно иной ситуации. В 1970 году, когда шел третий, последний год моей аспирантуры, в Институте проводилась кампания по выдвижению работ на молодежный конкурс научно-технических разработок, проводившийся на ВДНХ (Выставка достижений народного хозяйства). Ирисова велела мне принять участие, так как уже сам факт выдвижения положительно характеризовал работу группы.

У меня были большие сомнения в целесообразности этой затеи, так как дело, которым я занимался, было понятно и интересно лишь ограниченному кругу специалистов, а никак не широкой публике. Тем не менее, приведя установку в нерабочее, но зато фотогеничное состояние, я сделал неплохие фотографии, подготовил их описание и приложил экспериментальный материал.

Невооруженным глазом было видно, что шансов на успех все это не давало. И тогда я мысленно перенес себя с лекцией на эту тему на завод и стал воображать реакцию зрителей. Тут-то один из ехидных парней и задал извечный вопрос: «А как с этим дела у американцев?»

Это была победоносная идея. Я привел на графике аналогичные данные американских авторов, которые оказались на порядок менее точными, и сделал весь акцент на этом, не вдаваясь ни в какие научные детали. Через пару месяцев работе присудили Золотую медаль ВДНХ. Это была первая значимая награда в моей жизни. Особенно уместна она была в конце аспирантуры.

Диссертацию я хотя и с трудом, но представил в срок. Позиции мои в лаборатории были уже достаточно прочными, и Ирисова уговорила Прохорова зачислить меня в штат младшим научным сотрудником.

Примерно в это же время Ирисова привела в группу двоих выпускников МИФИ и предложила мне выбрать одного из них себе в помощники. Я остановил свой выбор на более коренастом. Мое внимание в нем привлекли крупные руки, свидетельствовавшие, как мне казалось, о хорошей работоспособности.

Выбранным оказался Александр Волков, с которым в дальнейшем мы прошли через многие радости и испытания как в жизни, так и в науке и всегда стояли спина к спине. Не выбранным мною остался Виктор Аполлонов – личность исключительно яркая. Укажи я на него, и наверняка бы моя жизнь пошла по другому руслу, наполненному непредсказуемыми водоворотами и порогами. Постоянно ставя перед собой непосильные цели, Аполлонов ценой нечеловеческих усилий достигал их, часто попадая в почти безнадежные ситуации, из которых только он и мог выползти.

Саша оказался крепким спортивным парнем и инициировал в группе тренировки по поднятию тяжестей. Для этой цели мы сделали большую гантель весом около пуда и поднимали ее в перерывах между работой. Однажды, зайдя к нам в комнату, Аполлонов застал меня с гантелей в руках и тут же завелся:

– Сколько раз поднимаешь?

Я к тому времени владел рекордом комнаты – пятьдесят раз. Но тут почему-то вдвое преувеличил.

– Подниму сто один раз! – заявил Витя.

Мы условились это проверить вечером того же дня. На испытание собралась вся наша компания.

Довольно легко подняв гантель сорок раз, Витя начал потихоньку сдавать. Пятьдесят раз ему дались уже с трудом. К шестидесятому разу лицо стало красным, а дыхание тяжелым. Промежутки времени между жимами с каждым разом увеличивались, и рука сильно дрожала. Когда он дошел до семидесяти, мы стали его поздравлять и уговаривать остановиться. Но оказалось, что это было только началом.

По мере того как физические силы покидали Витю, включалась его невероятная сила воли. Фактически он уже не поднимал груз, а подлезал под него всем телом и затем миллиметр за миллиметром выпрямлялся, раскачиваясь и теряя равновесие. От красноты на лице не осталось и следа. Оно приняло сначала желтый, а потом бледно-зеленый цвет.

Это добровольное насилие продолжалось примерно полчаса. При счете «восемьдесят» мы стали опасаться, что Витя потеряет сознание. Когда же дело дошло до девяноста, то смотреть на его муки было просто невозможно. Мы пытались остановить его, я давно во всем признался и раскаялся, но он уже не реагировал ни на что, кроме счета.

Подняв гантель сто один раз, Витя рухнул на стул и, посидев без единого движения примерно двадцать минут, держась за стенки, вышел из комнаты.

На следующий день он уже пришел в себя, но примерно неделю не мог поднять правую руку. Здороваясь, он осторожно приподнимал ее левой рукой и протягивал безжизненные пальцы. Я думаю, что, если бы мы засняли тогда его самоистязание, этот фильм ужасов не уступил бы современным триллерам.

Кандидатскую диссертацию я защитил в марте 1971 года и в соответствии с традициями устроил дома банкет. Саша в тот момент лежал в больнице после сложной операции колена, но, будучи человеком рисковым, на костылях сбежал из клиники. Пропустить такое торжественное событие считалось недопустимым.