Ян Гамильтон - Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны
Удивительно, как Россия не могла разгадать истинного могущества Японии, выражавшегося хотя бы в той непреклонности, с которой Япония, несмотря на всю свою умеренность, настаивала на важнейших для ее будущности требованиях или той решимости ее при начале военных действий. Японский образ действий кажется новым только потому, что он очень стар. Италия времен Макиавелли отлично была с ним знакома, и способ этот стоит неизмеримо выше, чем тот, по которому в Англии и Америке принято готовиться к войне. Как легко было привести Россию в состояние сладкого усыпления прессой и общественным мнением Запада! С каким понятным пренебрежением должна была смотреть Япония на все эти уверения и убаюкивания! Я думаю даже, что все это входило в ее планы. Во всяком случае, Японии и в голову не приходило разъяснить истину, хотя бы даже в ограниченном кругу ее истинных друзей. В течение первых недель моего пребывания в Токио мне посчастливилось посетить одно лицо, занимающее очень высокий пост, и получить от него подробный отчет о численности русской армии. Этот отчет, или точнее дислокация, точно определял как места расположения, так и боевой состав каждой из войсковых частей, расквартированных к востоку от озера Байкал. Дислокация эта давала данные октября 1903 г. К ней были приложены документы, указывающие в подробностях число людей, орудий и лошадей, прибывших на театр военных действий с означенного времени вплоть до января 1904 г. Я был поражен всем этим количеством точных цифр, а также и внушительной силой русской армии. Предполагалось, что имеется налицо 180 батальонов полного состава, а вместе с кавалерией, артиллерией и инженерами русские силы в Маньчжурии исчислялись до 200 тыс. Я попросил разрешения сообщить содержание этого важного документа в Англию и получил на это согласие только в виде доказательства особого ко мне расположения и доверия. Я послал в Англию этот документ, однако по возвращении моем я убедился, что в нем не было ни слова правды. Теперь я отлично знаю, что в то время, когда я был вполне убежден в искреннем ко мне доверии высших военных кругов Японии, их полевой штаб отлично знал, что численность мобилизованной русской армии к 1 мая едва достигала 80 тыс. человек. Японцы не только знали о действительной силе русских, но и предрешили, что для генерала Куропаткина будет невозможно сосредоточить сколько-нибудь значительную часть этих сил на р. Ялу. Во-первых, потому, что для подвоза продовольствия 30 тыс. человек, столь удаленных от базы, потребовалось бы около 3 тыс. китайских арб, а о таком распоряжении ничего не было известно; во-вторых, потому, что они слишком верили в военные способности Куропаткина. Трудно было предположить, чтобы Куропаткин, имея в виду, что порты свободны ото льда, решился бы отделить значительную часть своих сил для рискованной операции в Маньчжурских горах. Для этого достаточно бросить взгляд на карту Маньчжурии и Кореи. Чиулиенченг находится на крайнем левом фланге русской морской границы длиной около 400 миль с весьма плохими сообщениями по фронту. Если бы генерал Куропаткин решил сосредоточить главные силы своей небольшой армии на р. Ялу, то или вновь высланная из Японии армия, или Первая армия, совершив посадку у Чульсана, могла бы, высадившись у Нью-Чуанга (Newchwang) и предупредив русских у Кайпинга (Kaiping), не только отрезать их сообщения, но и прервать связь с гарнизоном в Порт-Артуре. До тех пор, пока реки не освободились ото льда, сообщения генерала Куропаткина на р. Ялу, Аньчжу, Пингъянг и во всей Северной Корее были вполне обеспечены. После же вскрытия реки он принужден был держать главные силы своей сравнительно небольшой армии на центральной позиции.
Со стратегической точки зрения трудно найти объяснение не тому, что Куропаткин послал на р. Ялу так мало сил, а скорее почему так много. Несомненно и вполне понятно, что цель русских состояла в том, чтобы насколько возможно воспрепятствовать вступлению японцев в Маньчжурию. И не только для поддержания своего престижа, но и потому, что каждый выигранный таким образом день обозначал собой прибытие подкреплений и военных припасов, следовавших по Великому Сибирскому пути. Казалось бы, что арьергардный отряд в составе казаков, посаженной на коней пехоты и конной артиллерии, подобно отрядам, оперировавшим в марте и апреле в Северной Корее, выполнил бы свое назначение, не подвергаясь большому риску. Между тем назначением пехоты с ее артиллерией как бы предусматривается серьезный бой, и если их число недостаточно, то такой отряд легко может быть отрезан.
Итак, почему же генерал Куропаткин послал генерала Засулича в Фенгхуангченг с силами, слишком слабыми для достижения сколько-нибудь решительного результата и слишком неподвижными, чтобы своевременно уклониться от столкновения с превосходящими силами противника?
Если генералом, обладающим солидной военной репутацией, совершаются ошибки, противоречащие коренным принципам стратегии, то почти всегда нужно искать объяснение во вмешательстве политики в область стратегии. Конечно, правительству, какого бы рода оно ни было, трудно воздержаться от подобного вмешательства.
Но коль скоро правительство, оставив свои прямые обязанности избегать войн или их создавать, примется руководить ими, то печальный результат не заставит себя долго ждать.
Пример этого мы можем найти в последней Южно-Африканской войне. Отделение отряда из всех родов войск к Донди (Dundee) в 1899 г. и отряда генерала Засулича на р. Ялу в 1904 г. представляет собой два совершенно одинаковых случая. Несомненно, что оба эти образчика штатской стратегии были внушены свыше ответственным военачальникам.
Гражданские власти в Натале заявили, что очищением от войск Донди будет подорван британский авторитет среди населения; что кафры выйдут из подчинения и Дурбан (Durban) может быть отрезан от некоторых каменноугольных копей. Превосходные соображения в своем роде. Однако мнения полководцев в обоих случаях оказались дальновиднее компетенции их соответствующих правительств. Мнение, что полководцу, как бульдогу, полагается безотчетно бросаться в атаку на противника, следуя предписаниям правящей воли, не подтверждается ни рассуждениями здравого смысла, ни примерами военной истории.
Так, например, в американской гражданской войне Линкольн был вполне прав, доказывая необходимость защиты Вашингтона. Он понимал, что, если Вашингтон перейдет в руки конфедератов, Франция и Англия прорвут блокаду и наводнят юг оружием, припасами и даже, может быть, волонтерами.
Но он же совершил большую ошибку, стараясь навязать Мак-Клеллану (Me. Clellan) и другим генералам свой собственный план обороны этого города. Японцы, мне кажется, оказались вполне правы, объясняя себе посылку больших, но недостаточных сил на р. Ялу влиянием адмирала Алексеева на генерала Куропаткина.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});