Ян Гамильтон - Записная книжка штабного офицера во время русско-японской войны

24-го числа я встретился с маршалом Куроки, который сообщил мне, что только что привели двух пленных, сотника и казака. Офицер лишился своей лошади, вырвавшейся у него, а казак остался при своем начальнике.

Они располагались на отдыхе в лесу, когда китайцы донесли о них на ближайший пост коммуникационной линии. Единственными солдатами на этом посту были обозные, не имевшие ружей и вооруженные лишь штыками. Несмотря на это, они все-таки решили взять в плен казаков и, вырезав себе дубины, окружили их и по условленному предварительно сигналу набросились на двух русских прежде, чем те успели схватить свое огнестрельное оружие. Офицер был красивый молодой человек. Он наотрез отказался сообщить какие-либо сведения и просил только, чтобы его возвратили назад при первом обмене пленных. Генерал Куроки со смехом рассказывал мне эту историю, как знаменитые на весь мир казаки были захвачены в плен двумя или тремя обозными при помощи нескольких кули. Это было, конечно, очень ловко и смело со стороны японцев, но я не вполне уясняю себе, каким образом эти русские могли бы успешно защищаться против целой толпы этих решительных маленьких людей.

Глава VI. Позиция на реке Ялу

План № 2. В моем распоряжении имеется в настоящее время целый ряд данных об операции на р. Ялу. В особенности ценными оказались сведения, полученные мной при личном моем посещении с этой целью генералов Инуйэ (Jnouye) и Ватанабэ (Watanabe). Генерал-майор Инуйэ, начальник 12-й пехотной дивизии, познакомил меня с применением русскими ружейного огня и с действиями 5-й роты 24-го пехотного полка. Генерал-майор Ватанабэ, командир 2-й гвардейской бригады и старший начальник в сражении при Хаматоне, что было 1 мая, оказался особенно любезным человеком. Он не только сообщил мне целый ряд полезных сведений, но и дал мне кроки поля сражения, бывшие у него в руках во время этого дела, с обозначением расположения войск. Я думаю, что я могу в настоящее время составить ясное представление об операции на р. Ялу, и постараюсь изложить ход событий насколько возможно яснее, не вдаваясь в излишние подробности. В конце апреля 1904 г. генерал Кашталинский с отрядом около 6 тыс. человек занял оборонительную позицию на Пекинской дороге, где она проходит через д. Чиулиенченг (Chiuliencheng) на р. Ялу. На противоположном берегу реки у д. Виджу расположился Куроки, деятельно занятый окончанием организации Первой японской армии, этого ключа, который генеральный штаб в Токио так долго старался подобрать к Маньчжурии.

Первое серьезное столкновение, за исключением, конечно, решающего исход кампании сражения, представляется чрезвычайно важным.

Как бы незначительны ни были силы обеих сторон и второстепенны результаты первого сражения, его исход всегда должен оказать существенное влияние на ход кампании. Результат этот отразится не только на духе сражающихся войск и на престиже представляемых ими стран, но и способен придать столь необходимую инициативу победоносному начальнику. Действительно, если принять во внимание, что предстоявшее столкновение должно было произойти впервые между этими двумя расами Европы и Азии, то исход сражения представляется особенно важным.

Русская армия — наиболее значительная по числу из всех современных армий. Ее численность мирного времени значительно превосходит мобилизованную армию Японии. Несмотря на это, ко дню неизбежного столкновения на р. Ялу, результат которого ожидался с понятным интересом всей Азией, более слабый противник сумел сосредоточить на поле сражения силы, в семь раз превосходившие русских. Конечно, японский главнокомандующий был ближе к своей базе. Однако это обстоятельство не вполне может извинить происходившие события. Я думаю, что вряд ли найдется кто-либо в Европе или Америке, кто бы мог предсказать, что русские разыграют свое первое сражение на полях Маньчжурии с силами, в два раза меньшими, чем столь осуждаемое британское военное министерство могло сосредоточить к злосчастному понедельнику под Ледисмитом.

Прежде чем приступить к изложению событий, я полагал бы необходимым разъяснить следующие вопросы:

Во-первых, каким образом японцам удалось разгадать слабость русских в Маньчжурии прежде, чем она стала известной в Европе или Америке?

Во-вторых, почему Куропаткин не оставил Ялу совсем без войск, если он не был в состоянии сосредоточить там достаточные силы?

Разбирая последовательно эти вопросы, интересно отметить то различие впечатлений, которое производил на Японию и Англию целый ряд опубликованных в свое время небылиц про Россию и ее будущие успехи на Дальнем Востоке. Как часто и авторитетно нас уверяли в Англии, что Россия прочно утвердилась в Маньчжурии; что Маньчжурия уже стала Россией; что судьба и русское правительство так решили и что англосаксам оставалось лишь только раскланяться перед совершившимся фактом. Мы верили во все это. Так часто нам повторяли обо всем этом, настолько казались заслуживающими доверия очевидцы, что, несмотря на кое-где раздававшиеся возражения, мы все-таки поверили, Казалось, еще один искусный маневр придется записать на счет нашего главного соперника в Азии. Как же поступила Япония?

Она вдумчиво, внимательно взвесила истинное положение вещей и пришла к совершенно обратному заключению.

В чем же заключается причина подобного коренного различия мнений в двух союзных государствах? Мы полагаем, что причина эта не в превосходстве употребленных Японией дипломатических и военных средств, а в том, что англосакс не допускает мысли, что кто-либо другой может быть лучше осведомлен, чем он сам. Как бы то ни было, Япония, взвесив могущество России, составила свое собственное мнение о ее ближайшем назначении на Дальнем Востоке, мнение, которое затрагивало не только судьбы Российской империи, но, может быть, и всего христианского мира. Принятое важное решение не сопровождалось резкими выходками и вызывающим образом действий. Наоборот, когда приблизился решительный момент, Япония старалась подчеркнуть свою готовность к уступкам, пока, наконец, не наступило время, когда мирное разрешение конфликта было бы равносильно унижению. И если я не особенно ошибаюсь, стараясь разгадать характер этой нации, униженный образ действий всегда будет далек в сношениях этой страны с каким-либо западным государством.

Удивительно, как Россия не могла разгадать истинного могущества Японии, выражавшегося хотя бы в той непреклонности, с которой Япония, несмотря на всю свою умеренность, настаивала на важнейших для ее будущности требованиях или той решимости ее при начале военных действий. Японский образ действий кажется новым только потому, что он очень стар. Италия времен Макиавелли отлично была с ним знакома, и способ этот стоит неизмеримо выше, чем тот, по которому в Англии и Америке принято готовиться к войне. Как легко было привести Россию в состояние сладкого усыпления прессой и общественным мнением Запада! С каким понятным пренебрежением должна была смотреть Япония на все эти уверения и убаюкивания! Я думаю даже, что все это входило в ее планы. Во всяком случае, Японии и в голову не приходило разъяснить истину, хотя бы даже в ограниченном кругу ее истинных друзей. В течение первых недель моего пребывания в Токио мне посчастливилось посетить одно лицо, занимающее очень высокий пост, и получить от него подробный отчет о численности русской армии. Этот отчет, или точнее дислокация, точно определял как места расположения, так и боевой состав каждой из войсковых частей, расквартированных к востоку от озера Байкал. Дислокация эта давала данные октября 1903 г. К ней были приложены документы, указывающие в подробностях число людей, орудий и лошадей, прибывших на театр военных действий с означенного времени вплоть до января 1904 г. Я был поражен всем этим количеством точных цифр, а также и внушительной силой русской армии. Предполагалось, что имеется налицо 180 батальонов полного состава, а вместе с кавалерией, артиллерией и инженерами русские силы в Маньчжурии исчислялись до 200 тыс. Я попросил разрешения сообщить содержание этого важного документа в Англию и получил на это согласие только в виде доказательства особого ко мне расположения и доверия. Я послал в Англию этот документ, однако по возвращении моем я убедился, что в нем не было ни слова правды. Теперь я отлично знаю, что в то время, когда я был вполне убежден в искреннем ко мне доверии высших военных кругов Японии, их полевой штаб отлично знал, что численность мобилизованной русской армии к 1 мая едва достигала 80 тыс. человек. Японцы не только знали о действительной силе русских, но и предрешили, что для генерала Куропаткина будет невозможно сосредоточить сколько-нибудь значительную часть этих сил на р. Ялу. Во-первых, потому, что для подвоза продовольствия 30 тыс. человек, столь удаленных от базы, потребовалось бы около 3 тыс. китайских арб, а о таком распоряжении ничего не было известно; во-вторых, потому, что они слишком верили в военные способности Куропаткина. Трудно было предположить, чтобы Куропаткин, имея в виду, что порты свободны ото льда, решился бы отделить значительную часть своих сил для рискованной операции в Маньчжурских горах. Для этого достаточно бросить взгляд на карту Маньчжурии и Кореи. Чиулиенченг находится на крайнем левом фланге русской морской границы длиной около 400 миль с весьма плохими сообщениями по фронту. Если бы генерал Куропаткин решил сосредоточить главные силы своей небольшой армии на р. Ялу, то или вновь высланная из Японии армия, или Первая армия, совершив посадку у Чульсана, могла бы, высадившись у Нью-Чуанга (Newchwang) и предупредив русских у Кайпинга (Kaiping), не только отрезать их сообщения, но и прервать связь с гарнизоном в Порт-Артуре. До тех пор, пока реки не освободились ото льда, сообщения генерала Куропаткина на р. Ялу, Аньчжу, Пингъянг и во всей Северной Корее были вполне обеспечены. После же вскрытия реки он принужден был держать главные силы своей сравнительно небольшой армии на центральной позиции.