Невероятная жизнь Фёдора Михайловича Достоевского. Всё ещё кровоточит - Паоло Нори
«Ночь была ужасная, ноябрьская, – мокрая, туманная, дождливая, снежливая, чреватая флюсами, насморками, лихорадками, жабами, горячками всех возможных родов и сортов – одним словом, всеми дарами петербургского ноября», – пишет Достоевский в «Двойнике». А сам Голядкин, этот малопонятный (лично для меня) персонаж, когда в какой-то момент произносит: «Ясно, что подкупали, шныряли, колдовали, гадали, шпионничали, что, наконец, хотели окончательной гибели господина Голядкина», – представляется мне прообразом человека из подполья, сказавшего: «Я-то один, а они все».
Однако человек из подполья, который появится два десятилетия спустя, на мой взгляд, нашел для этой мысли более запоминающуюся форму, которая лично меня трогает, ранит и волнует гораздо больше, чем способен тронуть и взволновать Голядкин, так и оставшийся для меня, сколько бы я эту книгу ни перечитывал, отвлеченным и малоубедительным персонажем, вопреки мнению почтеннейшего господина Набокова.
Мне стыдно в этом признаться, но я даже не понял, существовал ли двойник Голядкина на самом деле. Я ничего не понял в этом романе, тогда как человека из подполья, мне кажется, понимаю очень хорошо.
Однако время человека из подполья еще не пришло.
В 1846 году, вскоре после выхода «Двойника» Достоевский опубликовал рассказ «Господин Прохарчин», к замыслу которого публика тоже отнеслась прохладно.
Появление «Господина Прохарчина» было вынужденным шагом – писать его приходилось в довольно стесненных обстоятельствах.
Главный герой рассказа, как и в «Бедных людях» или в гоголевской «Шинели», – чиновник, мелкий канцелярский служащий. Цензура, по какой-то непонятной причине, запретила Достоевскому использовать даже слово «чиновник».
Недоволен рассказом был и сам автор, и осенью 1846 года он приступил к следующему произведению – небольшой повести «Хозяйка», опубликованной в 1847-м.
«Я пишу мою „Хозяйку“, – сообщает он в письме брату Михаилу. – Уже выходит лучше „Бедных людей“. Это в том же роде. Пером моим водит родник вдохновения, выбивающийся прямо из души. Не так, как в „Прохарчине“, которым я страдал все лето».
Французский писатель Андре Жид, страстный поклонник Достоевского, рецензируя в 1908 году только что изданный французский перевод его «Переписки», отмечает: «Пожалуй, у нас еще не было примера писательских писем, написанных так дурно».
И возразить тут нечего. Но важно учитывать не только, как это написано («Пером моим водит родник вдохновения, выбивающийся прямо из души»), но и как сам Достоевский оценивал свои работы 1846 года: если «Господин Прохарчин» был проходным рассказом, писавшимся без всякой охоты, то «Хозяйка», напротив, написана с вдохновением («прямо из души»).
5.4. И снова Белинский
Виссарион Григорьевич Белинский писал о повести «Хозяйка» своего друга и протеже Фёдора Михайловича Достоевского, вышедшей в 1847 году: «Во всей этой повести нет ни одного простого и живого слова или выражения: все изысканно, натянуто, на ходулях, поддельно и фальшиво».
Другими словами: это не мы.
Это вообще не о нас.
Мы совершенно не такие.
Здесь все мимо.
Все не так.
Никуда не годится.
5.5. Встреча на проспекте
В знаменитой повести «Невский проспект», опубликованной в 1835 году, Николай Гоголь пишет:
«О, не верьте этому Невскому проспекту! Я всегда закутываюсь покрепче плащом своим, когда иду по нему, и стараюсь вовсе не глядеть на встречающиеся предметы. Все обман, все мечта, все не то, чем кажется! Вы думаете, что этот господин, который гуляет в отлично сшитом сюртуке, очень богат? – Ничуть не бывало: он весь состоит из своего сюртучка. Вы воображаете, что эти два толстяка, остановившиеся перед строящеюся церковью, судят об архитектуре ее? Совсем нет, они говорят о том, как странно сели две вороны одна против другой… Вы думаете, что эти дамы… но дамам меньше всего верьте».
Невский проспект – главная улица Санкт-Петербурга, пересекающая город в излучине Невы (Нева – главная река Санкт-Петербурга). Разрезая центральную часть города на две части, она минует Московский вокзал (куда прибывают поезда из Москвы); дом, в котором Достоевский почувствовал себя писателем; крупнейший торговый центр Санкт-Петербурга (Гостиный двор); первую государственную библиотеку в России, основанную Екатериной II (Публичная библиотека); самый большой в городе книжный магазин (Дом книги, бывший дом компании «Зингер», производившей швейные машинки); Казанский собор, в некотором роде уменьшенную копию собора Святого Петра в Риме; кафе-кондитерскую, из которой 29 января 1837 года вышел Александр Сергеевич Пушкин и отправился на дуэль, где был смертельно ранен; Зимний дворец, резиденцию царской семьи, с захвата которого началась революция 1917 года и в котором сегодня, помимо всего прочего, находится самый известный российский музей Эрмитаж; и многое другое.
Именно на Невском проспекте весной 1846 года к Достоевскому подошел молодой человек в плаще и широкополой шляпе и обратился с вопросом: «Какая идея вашей будущей повести, позвольте спросить?»
Это был Михаил Васильевич Петрашевский. Ровесник Достоевского, еще девятнадцати лет от роду, в 1840 году, он начал работать над рукописью, которую назвал «Мои афоризмы, или Обрывочные понятия мои обо всем, мною самим порожденные».
В годы учебы в лицее юный Петрашевский отличался вольнодумством, а в России в те времена свободомыслие не приветствовалось. В России девятнадцатого века назвать человека вольнодумцем было все равно, что в Италии тридцатых годов двадцатого века сказать о ком-то, что он демократ: по голове бы за это не погладили.
Петрашевский служил переводчиком в Министерстве иностранных дел и по роду службы имел доступ к запрещенной литературе.
Он был сторонником либеральных взглядов и республиканского строя, атеистом, социалистом и революционером.
Во время собраний, проходивших у него дома, читались труды Фурье и Прудона, шли споры о фаланстере и прогрессивном налогообложении. «Мы осудили на смерть настоящий быт общественный, – заявлял Петрашевский, – надо приговор наш исполнить».
Его поведение отличалось эксцентричностью (хотя с возрастом он и остепенился). «Один раз он пришел в Казанский собор переодетый в женское платье, стал между дамами и притворился чинно молящимся, но его несколько разбойничья физиономия и черная борода, которую он не особенно тщательно скрыл, обратили на него внимание соседей, и, когда наконец подошел к нему квартальный надзиратель со словами: „Милостивая государыня, вы, кажется, переодетый мужчина“, он ответил ему: „Милостивый государь, а мне кажется, что вы переодетая женщина“. Квартальный смутился, а Петрашевский воспользовался этим, чтобы исчезнуть в толпе, и уехал домой».
Он жил в маленьком деревянном доме в Коломне, одном из петербургских районов, описание которого находим у Гоголя (да, опять Гоголь) в повести «Портрет», изданной в 1835 году:
«Вам известна та часть города, которую называют Коломною? Тут все непохоже на другие части Петербурга; тут не столица и не провинция; кажется, слышишь, перейдя в коломенские улицы, как оставляют тебя всякие молодые желанья и
