Жажда жизни. Повесть о Винсенте Ван Гоге - Ирвинг Стоун
На рабочих была полотняная одежда, вся пропитанная пылью и грязью. Грузил уголь обыкновенно мальчишка, весь черный и совершенно голый, если не считать холщовой повязки на бедрах, а откатывали вагонетки, как правило, девушки, в грубых рубахах, такие же черные, как и все углекопы. С кровли постоянно сочилась вода, образуя сталактитовые наросты. Забои освещались маленькими лампами; чтобы сберечь керосин, углекопы прикручивали фитили до предела. Вентиляции не было никакой. В воздухе столбом стояла угольная пыль. От глубинного жара с людей черными струйками стекал пот. В первых забоях углекопы работали стоя, но по мере того как Винсент шел дальше, кровля нависала все ниже, и люди уже работали лежа, орудуя киркой с локтя. От разогретых тел углекопов в забоях становилось все жарче, а горячая угольная пыль сгущалась в воздухе и набивалась в рот.
— Эти люди зарабатывают два с половиной франка в день, — сказал Жак Винсенту, — да и то лишь в случае, если инспектор на контрольном пункте одобрит качество угля. Пять лет назад они получали три франка, но с тех пор плату снижали каждый год.
Жак осмотрел крепление в забое — единственную преграду, стоящую между шахтером и смертью, — и сказал рабочим:
— Крепление у рас скверное. Стойки забиты слабо. Спохватитесь, когда рухнет кровля, — да будет поздно.
Один из углекопов, старший в артели, в ответ разразился ругательствами, которые сыпались так быстро, что Винсент разобрал лишь несколько слов.
— Вот когда нам будут платить за то, что мы крепим, — шумел он, — начнем крепить как следует. А если мы станем тратить на это время, то когда же рубить уголь? Что погибнуть под землей, что сдохнуть дома от Голода — все едино!
В конце штрека оказался новый колодец. Здесь даже не было лестницы. Чтобы порода не обрушилась и не засыпала углекопов, поперек колодца на некотором расстоянии друг от друга были укреплены бревна. Жак взял лампу Винсента и повесил ее на пояс.
— Осторожнее, господин Винсент, — сказал он. — Не наступите мне на голову, иначе я полечу вниз!
С трудом нащупывая ногами бревна и цепляясь руками за грязные стены, они спустились по темному колодцу метров на пять.
Внизу был еще один угольный пласт, но здесь шахтеры не могли сделать даже обычной выемки. Людям приходилось рубить тут уголь непосредственно в узком, тесном штреке, стоя на коленях и упираясь согнутой спиной в кровлю. Только теперь Винсент понял, что в верхних забоях было сравнительно просторно и прохладно; здесь же стояла жара, как в раскаленной печи, а воздух был такой спертый, что казалось, его можно резать ножом. Люди дышали с трудом, словно загнанные звери, они работали с открытыми ртами, высунув сухие распухшие языки, тела их были покрыты сплошным слоем сажи и грязи. Попав в эту страшную жару, Винсент подумал, что, даже оставаясь праздным зрителем, он не выдержит здесь и минуты. Углекопы же занимались тяжкой физической работой и страдали в тысячу раз сильнее Винсента, но им нельзя было передохнуть ни секунды. Если остановить работу, они не выдадут положенное количество вагонеток с углем и не получат свои два с половиной франка.
Винсент и Жак на четвереньках поползли по узкому штреку, то и дело прижимаясь, к стене, чтобы пропустить вагонетку. Штрек этот был еще теснее, чем наверху. Девочки, откатывавшие вагонетки, были здесь совсем маленькие, не старше десяти лет. Чтобы толкать тяжелые вагонетки, им приходилось напрягать все свои слабые силы.
В конце штрека находился скат с металлическим настилом, по которому вагонетки спускали на тросах.
— Пошли, господин Винсент, — сказал Жак. — Спустимся в самый низ, на семьсот метров, и вы увидите такое, чего не найти больше нигде в целом свете.
Они съехали по скату метров на тридцать и оказались в широкой выработке с двумя рельсовыми колеями. С полмили они шли по ней, а потом, когда выработка кончилась, протиснулись через узкий лаз и очутились у недавно вырубленного колодца.
— Это вот и есть новый пласт, — объяснил Жак. — Самая жуткая дыра, такого ада не сыскать ни на одной шахте в мире.
От того места, где стояли Жак и Винсент, расходились двенадцать узких выработок. Жак нырнул в одну из них и крикнул Винсенту: «Лезьте за мной!» Винсент еле протиснул в эту нору плечи и, как змея, пополз на животе, отталкиваясь руками и ногами. Ног Жака он не видел, хотя полз всего лишь дюймах в трех позади него. Выработка имела всего-навсего около полуметра в высоту и три четверти метра в ширину. Воздуха не хватало уже и там, где начиналась эта выработка, а здесь было настоящее пекло.
Наконец они очутились в сводчатой пещере, в которой человек мог стоять почти во весь рост. Тут было совсем темно, лишь через некоторое время Винсент разглядел у стены четыре голубоватых пятна. Он был весь мокрый, едкий пот, смешанный с угольной пылью, стекая со лба, заливал ему глаза. С чувством огромного облегчения Винсент встал на ноги и выпрямился. Он едва не задохнулся, пока полз, и теперь жадно хватал ртом воздух, но в его легкие, мучительно обжигая их, врывался не воздух, а огонь, жидкий огонь. Винсент был теперь в самом страшном подземелье Маркасса, в чудовищной камере пыток, достойной средневековья.
— Tiens, tiens! — услышал Винсент знакомый голос. — C’est monsieur Vincent[7]. Пришли поглядеть, как нам достаются наши два с половиной франка?
Жак тут же принялся осматривать шахтерские лампы. Язычки пламени в них окружала голубая кайма.
— Ему нельзя спускаться сюда, — говорил о Жаке Декрук на ухо Винсенту, сверкая белками глаз. — У пего может пойти кровь горлом, и тогда тащи его наверх на блоках.
— Декрук! — сказал Жак. — У вас лампы горят вот так с самого утра?
— Да, именно так, — беззаботно отозвался Декрук. — Рудничного газа накапливается все больше день ото дня. Когда-нибудь будет взрыв, и всем нашим несчастьям разом придет конец.
— Но в этих забоях газ выкачивали в прошлое воскресенье, — заметил Жак.
— А он, видишь ли, опять накопился, — сказал Декрук, с видимым удовольствием почесывая свою проплешину.
— Раз так, нужно на один день остановить работу и снова откачать газ.
Углекопы возмущенно зашумели.
— У нас и так не хватает на хлеб, чтобы прокормить ребятишек!
— Заработок и без того маленький, а тут еще пропадет целый день!
— Пусть откачивают газ, когда нас нет в шахте; мы тоже люди, нам надо
