Петр Фролов - Откровения палача с Лубянки. Кровавые тайны 1937 года

Ранним утром, как только станет светло, на полигон приезжал трактор и засыпал траншеи. Обязанности могильщика за пару литров спирта исполнял житель соседней деревни. О своей «халтурке» он никому не рассказывал. Местные жители догадывались, что именно происходит в «Бутово», но вслух озвучивали версию о том, что это стрелковый полигон НКВД и там происходит испытание новых видов оружия.

После завершения процедуры казни мы загружались в автобус и ехали обратно на Лубянку. Обычно члены спецкоманды спали мертвецки пьяным сном. Прокурор думал о чем-то своем, глядя в окно, а врач травил байки шоферу.

Спецобъект «Коммунарка»

На спецобъекте «Коммунарка», где приводили в исполнение смертные приговоры в отношении высокопоставленных «врагов народа», я бывал значительно реже, чем на «Бутовском полигоне». Для оформления необходимых документов на «Коммунарку» обычно ездил сам начальник учетно-архивного отдела.

Дорога туда, если ехать от площади Дзержинского, занимала около часа. Обычно я дремал весь путь. Что красивого можно увидеть в темноте? Это сейчас шоссе обступили подмосковные города и элитные коттеджные поселки, в которых ночью светлее, чем днем. А в конце 30-х годов еще не было Ленинского проспекта с его красивыми высокими кирпичными домами, а Калужское шоссе проходило мимо деревень Воронцово и Теплый Стан. Зато когда возвращались ранним утром, я почти всю дорогу любовался мелькавшими за окном густыми хвойными и смешанными лесами, березовыми рощами, чередующимися с живописными равнинами и холмами.

По Калужскому шоссе нужно было ехать километров 40 – до подсобного хозяйства АХО НКВД СССР «Коммунарка». Местные жители обычно называли его «Лозой». После войны подсобное хозяйство было преобразовано в совхоз «Коммунарка», а позднее появился поселок с одноименным названием.

При царской власти на месте спецобъекта находилась барская усадьба «Хорошавка» – деревянный дом с большими окнами и высокими потолками. В нем можно было жить и зимой, но владельцы использовали его исключительно как летнюю дачу. В холодное время года там жил только сторож, который словно цепной пес охранял господское имущество.

Место было красивое. Широкая аллея со специально посаженными вдоль обочины липами вела от шоссе через березовую рощу к дому. По ухоженной дорожке, которая начиналась у парадного входа особняка (была еще и вторая дверь – для прислуги), можно было выйти к специально вырытому пруду.

В 1927 году зам. председателя ОГПУ Ягода (позднее он займет пост наркома внутренних дел СССР) сумел оформить усадьбу «Хорошавка» в качестве своей служебной дачи. После этого березовая роща была огорожена высоким деревянным забором, поверх которого была натянута колючая проволока. Местным жителям – по указанию Ягоды – запретили подходить к забору. Нарушителю грозило многолетнее тюремное заключение.

Дача наркома в служебной переписке стала именоваться спецобъектом «Коммунарка». А ее жилец бесплатно получал из расположенного по соседству подсобного хозяйства парное молоко, свежие овощи, фрукты и мясо. Регулярно он устраивал вечеринки для своих друзей и подчиненных. Местные жители, которые работали в качестве прислуги на даче наркома, потом вспоминали об остатках недоеденной еды, которую им милостиво разрешали уносить с собой домой. Конец 20-х – начало 30-х годов были очень тяжелым и голодным временем для большинства жителей СССР.

Еще жилец дачи возродил большинство традиций дореволюционных владельцев. Например, он требовал, чтобы березовая роща содержалась в идеальной чистоте – ни одного поваленного дерева, а из пруда – удалять всю ряску. Разумеется, каждый день нужно было подметать дорожки на территории спецобъекта. Ощущал нарком себя барином.

Наслаждался Ягода роскошной и сытой жизнью относительно недолго. В 1937 году вскрылись подробности его преступной деятельности на посту наркома внутренних дел. Он был арестован, несколько месяцев находился под следствием, а потом расстрелян лично Блохиным. Подробно о Ягоде я расскажу в следующей главе, а пока продолжение истории о его даче.

В 1937 году спецобъект «Коммунарка» сменил свой статус – из дачи превратился в место, где казнили «врагов народа». Процедура расстрела почти ничем не отличалась от существовавшей на «Бутовском полигоне». За исключением того, что для спецкоманды не было отдельного строения. Впрочем, на даче Ягоды был флигель для прислуги – вот там мы и ждали своего часа. Другая особенность – могилы приходилось рыть вручную. Экскаватор в березовую рощу не загонишь – погубишь все деревья. Поэтому каждый раз братскую могилу вырывали в новом месте. Блохин говорил, что рытьем ям и их последующим засыпанием занимались профессиональные могилокопатели – сотрудники Донского кладбища в Москве. Их специально привозили из столицы днем – перед ночным расстрелом или после его окончания. Не знаю, получали ли эти люди спирт, как тракторист из «Бутово», или работали бесплатно. Когда я спросил у коменданта: а как можно было доверять этим людям – вдруг кто-нибудь из них по пьяни что-то лишнее сболтнет, – комендант ответил: кадры проверенные, они еще с начала 30-х годов органам помогали – хоронили расстрелянных на Донском кладбище.

Расстрелы в Варсонофьевском переулке

В районе площади Дзержинского (сейчас ей вернули историческое название – Лубянская площадь) и прилегающих к ней переулках располагалось множество объектов НКВД СССР. Например, по адресу Варсонофьевский переулок, 7–9, находилась автобаза этого ведомства. По соседству – ул. 25-летия Октября (сейчас – Никольская), д. 23 – находилось здание Военной коллегии СССР, где судили высокопоставленных «врагов народа». Рядом с коллегией располагалась внутренняя тюрьма, более известная как Лубянская, где эти люди содержались в период ведения следствия. Поэтому в подвалах рядом с гаражом были оборудованы помещения для приведения в исполнение смертных приговоров.

Вопреки утверждениям отдельных «историков» в подвалах Военной коллегии никого не расстреливали, а в помещениях рядом с автобазой закончило свой земной путь очень мало народу. Блохин мне потом рассказывал, что там обычно расстреливали лишь тех, при казни которых хотело присутствовать начальство. Например, бывший нарком внутренних дел Ежов не только лично наблюдал за расстрелом, но и требовал извлекать пули из трупов и присылать ему. К каждой требовалось прикладывать пояснительную записку – в чей череп она попала.

Глава 3

Казнь «кровавого карлика»

Поздним февральским вечером (5 февраля. – Прим. ред.) 1940 года Блохин вызвал меня к себе и приказал: