Евгений Носов - Усвятские шлемоносцы

- Ну, помолчали, а теперь и сказать не грех,- подтолкнул дело хозяин.Есть охотники?

Мужики помялись, косясь друг на друга, но промолчали.

- Ну тади скажу я, ежели дозволите.

- Скажи, Селиван Степаныч.

- Ты хозяин, тебе и слово.

Селиван привстал, прихорошил ладошкой сивую бородку, пересыхающим ручейком стекавшую на рубаху, поднял граненую рюмку, задержал ее перед собой, как свечу.

- Ну да, стало быть, подступил ваш час, ребятушки. Приспело времечко и вам собирать сумы...

Дедко еще только начал, но тяжелы были его слова, и стало видно, как сразу отяготили они мужицкие головы, как опять пригнуло их долу.

- Думал я, когда ту кончили войну, што последняя. Ан нет, не последняя. Накопилась еще одна, взошла туча над полем...

Дедушко Селиван задержал взгляд на окне. Дрожавшая в его руке рюмка скособочилась, пролилась наполовину, но он не заметил того.

- Тут у нас все по-прежнему,- кивнул он в оконце.- Вон как ясно, тишина, благодать. Но идет и сюда туча. С громом и полымем. Хоть и говорится - велика Русь и везде солнышко, а теперь, вишь, и не везде...

Старик подвигал туда-сюда бровями, словно сметая в кучку остатние мысли, какие еще собирался вымолвить, но, смешавшись, махнул рукой.

- Ну да ладно... Хотел еще чево сказать, да што тут говорить... Ступайте с богом, держитеся... Это и будет вам мое слово. На том и выпейте.

Но мужики не враз кинулись расхватывать свои чарки.

Касьян продолжал теребить на штанах остатки въедливого репья, и Леха, обвиснув тяжелым чубом, замкнувшись лицом, следил за его пальцами. Налился подступившей кровью, сопел своими мехами Афоня-кузнец. Ржавым гвоздем согнулся, поник долговязый Кузьма и, чтоб не согнуться вовсе, подперся обоими кулаками. Давыдко исподлобья уставился куда-то в угол, где в полутьме перед погасшей лампадой одиноко висела простенькая дощечка с угодником. А Зяблов встал из-за стола и отошел к окну, загородив свет своею ширью.

И было в той тишине слышно, как в одичалом Селивановом дворе беспечно и обыденно чирикали воробьи.

- А-а, была не была! - наконец тряхнул головой Никола и, воротясь к столу, потянулся за кружкой. Давайте, братки. А то так и водка выдохнется.

И, будто пробудившись, мужики ожили, потянулись наперекрест, кто чем, нехоромной посудой, стукнулись и выпили молча и жадно. И пошли шариться по столу грубыми, нехваткими пальцами, разбирая, не глядя, нарезанное, накромсанное. И ели тоже молча, замедленно ворочая челюстями, жевали пополам с думой.

- Чего в магазине деется! - Давыдко зажмурился, покачал головой.Содом! Водку нарасхват. Из Ситного понаехали. Говорят, там уже растащили.

- Ну да к чево... Ясное дело.- Никола Зяблов потянул со стола пряник.У нас, почитай, полдеревни берут.

- Кой - полдеревни!

- И мы, видать, не последние...

- А кто после нас? Хворь одна.

- Как оно пойдет... От метлы щели нет...

- Дак, мужики, чево слыхал я в магазине-то. Будто сперва к конторе собираться. А потом уже оттудова все вместе пойдем.

- Ну и правильно. Так-то ладнее.

- И штоб подводы были. Сидора покидать.

- Подводы дадут, чего ж не дать. Не в гости к куме...

- Да вон Касьян, сам и запрягет, сколь надо.

- Это можно,- кивнул Касьян.

- Касьяну и самому итить.

- Ну дак што... Кто-нибудь потом лошадей обратно отгонит. Да хоть Селиван Степаныч.

- Об чем толк,- готовно согласился дедушко Селиван.- Отгоним, отгоним лошадок. За этим не станет.

- Ну да ладно. Это пустое,- перебил Никола Зяблов.- Пешие ли, конные все там будем. А вот забота: сено! Надо бы наказать Прохор Ванычу, штоб нашим бабам сенца дал, не обидел бы. Одни ведь остаются.

- Даст, раз обещался.

- Дак кто ж его знает... Время теперь такое... Овес вон забрали. И сено могут затребовать. Лошадей-то небось на войне тоже надо кормить. Они не виноватые.

- Сено! Хлеб неубранный остается.

- Да-а...- почесал за ухом Давыдко.- Не ко времени война зачалась. Что б ей погодить маленько? Ну хоть недельки с три-четыре. Пока б сено прибрали да хлеб. Управились бы, а тогда...

- Что и говорить, не в срок затеялась.

- А и когда война была нашему брату-пахарю в пору? - посмеялся дедушко Селиван.- Смерть да война незваны завсегда.

- А я уж было сарайку начал рубить,- сокрушался Давыдко.- Венца три до крыши не довел. Знато, дак уж лучше б не начинал, лежал бы материал в сухом.

- А у меня возле кузни три лобогрейки раскиданы,- покашлял в кулак Афоня-кузнец.- Прошка косится, да чего уж теперь... Делов там еще не на один день.

- Нам, татарам, все равно на Русь итить,- засмеялся дедушко Селиван.Завсегда дела находятся. То б надо, это бы... Дак вон и у Касьяна баба на последних сносях, пышкает, как квашня перед праздником. Тоже надо бы погодить с войной. Так ли, Касьянушко?

- Да уж скоро б должна родить,- потупился Касьян, почувствовав, как от этого напоминания какой-то тоскливый червь опять тошно соснул меж ребрами.

- Ах ты, осподи, грехи наши! - вздохнул и дедушко Селиван.- Погоди бить, дай пальцы в кулак возьму. Ох-хо-хо... Да што поделаешь? Огонь с соломой все равно не улежится. Так и война с нашими делами. А уж ежели занялось, годи не годи, а бросай все да иди. Тут уж тушить надобно, пока и сама изба не сгорела.

Давыдко снова расплескал по чаркам, мужики, оборвав разговор, согласно выпили и тоже согласно закурили.

Дым сизыми полостями заходил по избе, ища себе выхода.

- А я, ребята, от посыльного слыхал,- заговорил Никола Зяблов,- будто бригадир заявление в сельсовет подал.

- Какое заявление? - насторожились мужики.

- Ну, штоб, значит, взяли его на фронт. Вроде как по своей охоте.

- Да ну! Иван Дронов?

- Еще на той неделе, говорят, подал.

- Гляди ты... А - молчок. Никому ни слова.

- А чего б ему в дуду дудеть?

- Ну, криворотый! Лих, лих малый!

Мужики поудивлялись, покрутили головами, и было заметно, что им почему-то сделалось неловко друг перед другом от этого известия. С ними было такое, как если бы они вшестером тужились одолеть бревно, но так и не подняли, а пришел Иван Дронов, не шибко-то и казист с виду, но, долго не раздумывая, подхватил и понес. И стало оттого совестно и непонятно: как же, мол, так? И в оправдание своей нерасторопности начинала вертеться злая мысль, хотелось придраться, а нет ли тут чего, какого подвоха, по правилам ли сия ноша поднята?

И первым придрался Кузьма, уже заметно охмелевший.

- Да бросьте, не возьмут его! Кто ж будет бригадирить? Это он так, покрасоваться. На него небось уже и бронь наложена.

- Да не, на Ивана не похоже,- сказал Леха Махотин.- Не такой он мужик, чтоб козырнуть заявлением.

- А чего ж: подал - а доси дома?

- Что ж тебе, так вот и сразу? Поди, еще рассматривают бумагу-то. Наверно ж, не один наш Иван.