Глаз бури - Питер Рэтклифф
Курс дальнейшей подготовки начинается с занятий по способам выживания и последующего допроса. На курсе выживания солдатам не позволено иметь при себе даже перочинного ножа, и перед началом нас тщательно обыскали в Синем конференц-зале. От инструкторов требовалось не допустить, чтобы у нас осталось что-либо, способное повысить шансы избежать обнаружения в дикой местности. Во время занятий на наши поиски были брошены полбатальона пехоты и пятьдесят свободных от службы полицейских, некоторые из них были с собаками — и если им не удастся отыскать нас, то это сделают вертолеты. Шансы избежать поимки на протяжении более одного-двух часов были крайне невелики, однако иногда для того, чтобы остаться на свободе чуть дольше остальных, необходимо было положиться лишь на человеческую природу, и на людей, не замечающих очевидного.
Помню, как во время прохождения Отбора нас поместили на огороженный участок неподалеку от Херефорда, площадью не более квадратной мили, и сказали, что мы находимся «в бегах», и нам нужно оставаться в пределах участка, избегая обнаружения и захвата в течение двадцати четырех часов. Четверым из нас удалось найти искусственное укрытие, которое группа САС использовала в учебных целях перед отправкой на участок нейтральной территории где-то в Восточной Европе, для ведения наблюдения за передвижениями Советских войск. Размеры убежища были примерно восемь футов в ширину и шесть в глубину, в его перекрытии было проделано скрытое отверстие для наблюдения, откуда при наличии перископа можно было смотреть наружу без риска быть замеченным.
Мы вчетвером забрались в укрытие и закрыли замаскированный люк в его крыше. Однако через некоторое время оно было обнаружено, и через люк на земляной пол спрыгнул солдат с факелом. Он осветил наши лица и вслух пересчитал нас. «Один, два, три, четыре. На выход!» — приказал он. Когда три моих спутника в сопровождении нашедшего нас солдата выбирались из укрытия, снаружи злобно лаяла немецкая овчарка.
Однако в одной из стен укрытия была небольшая ниша, которую скрывавшиеся в нем солдаты использовали как уборную, собирая свои выделения в целлофановый пакет, чтобы избавиться от них позже. И, вместо того, чтобы выбраться наверх вместе с остальными, я рискнул и проскользнул в нишу. Я слышал, как охотники наверху спорят, сколько именно человек находилось в убежище. Собака продолжала лаять, и один из них спросил: «А где же еще один парень? Уверен, что их было четверо». Он забрался обратно в укрытие и осветил факелом стены, однако в густой тени, которую отбрасывал факел, нишу он не заметил и меня не разглядел. Выбравшись наружу, он захлопнул люк, и до меня донесся его голос: «Прикольно! Могу поклясться, что там было четверо». Ну разумеется, он был прав. Четвертый остался внутри, я просидел в укрытии все оставшееся время и меня больше никто не потревожил. Для меня это также стало ценным уроком: при наличии удачи и обладая достаточном самообладанием можно справиться с чем угодно.
Однако, в целом инструкторы на курсе выживания не упускали ничего. Они осмотрели каждую складку одежды в поисках чего-либо, что могло бы нам помочь — денег, спичек, даже ножей. Они осматривали наши уши и волосы, заглядывали даже в задницы — что, с моей точки зрения, является одним из недостатков работы инструктором. Убедившись, что у нас с собой ничего нет, они выдали нам неудобную поношенную форму времен Второй Мировой войны, которую нам предстояло носить во время учений. Наша обувь подверглась тщательной проверке, поскольку в прошлом некоторые прятали деньги в отверстиях, вырезанных в подошвах либо в каблуках своих ботинок. И поскольку в районе Уэльса, где планировалось нас выбросить, имелись магазины, то при наличии денег мы могли бы купить что-нибудь, что могло бы помочь нам избежать поимки — например, еду.
В воскресенье, после полудня, мы выехали из Херефорда на трехтонном грузовике. Нас высаживали патрулями по четыре человека в разных районах, всем сообщили о пунктах сбора, где мы должны были собраться — при условии, что нам удастся избежать обнаружения и поимки. Инструктор выдал мне мертвую белку, несколько картофелин и пустую консервную банку с куском проволоки в качестве ручки, в которой нам предстояло готовить пищу. В чем, разумеется, не было никакого смысла, поскольку у нас не было спичек, и, к тому же, шел дождь. Более того, даже если бы мне и удалось развести в дикой местности костер, его дым был бы виден за много миль вокруг. Меня должны были схватить еще до того, как я успею порядочно вымокнуть.
Охотники начинают поиск сразу же, как только вас высаживают из грузовика. Однако, независимо от того, удастся ли вам избежать обнаружения в течение требуемого срока, или вас заметят и схватят раньше, в любом случае вам предстоит пройти через допросную стадию учений.
Как военнопленному, единственной информацией, которой вам разрешено поделиться со своими противниками, является так называемая «Большая Четверка»: фамилия и имя, звание, личный номер и дата рождения. Нас учили при любых обстоятельствах не произносить слово «да», и никогда не говорить «нет», то есть, например, на вопрос «Это твое имя?», мы должны были ответить «Это мое имя» или «Это не мое имя». Причина состоит в том, что враг может использовать односложные утвердительные либо отрицательные ответы из записи допроса для создания отредактированного варианта аудио- либо видеозаписи, чтобы создалось впечатление признательных показаний.
Когда дошло до стадии допроса, каждого из нас втаскивали в комнату, раздевали и завязывали глаза. Затем дознаватели начинали отпускать замечания относительно размера полового органа кандидата или формы его яиц, интересоваться, мастурбирует ли он, для того, чтобы унизить пленника. Мне было до смешного просто игнорировать их издевки, просто обращаясь к «Большой Четверке» для ответа на любой прямой вопрос.
Через некоторое время меня вывели наружу и заставили облокотиться на кирпичную стену под углом 45 градусов, широко растопырив пальцы рук и расставив ноги. Из динамиков доносился неимоверно громкий «белый шум» —
