Жан Бодрийяр - Дух терроризма. Войны в заливе не было (сборник)

Жан Бодрийяр

Дух терроризма. Войны в заливе не было

«La guerre du Golfe n’a pas eu lieu» de Jean Baudrillard.

© Editions Galilee 1991

«L’espirit du terrorisme» de Jean Baudrillard.

© Editions Galilee 2002

«Power inferno» de Jean Baudrillard.

© Editions Galilee 2002

© Качалов А. В., перевод на русский язык, 2016

© ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2016

Предисловие к книге

…За семь с половиной тысяч лет истории цивилизации, начиная с Шумера, мир не воевал всего около 360 лет…

Современный мир постоянно и непрерывно меняется во всех формах своего проявления. Как ни цинично и ни печально звучит аксиома, но мы все и наш мир в целом живем в эпоху террористической и военной пандемии. Да, не удивляйтесь, не эпидемии, охватывающей на определенное время некую территорию и после прохождения апогея постепенно затихающей и уходящей в небытие. А именно пандемии, которая, охватывая все цивилизационное пространство, не оставляет ни временных, ни территориальных пустот, заставляя всю цивилизацию перебаливать собой. Это страшная, но реальная аксиома сегодняшнего дня.

Две глобальные войны XX века и выход на грань ядерной катастрофы в период длительной «холодной войны» создали яркие предпосылки неминуемого ухода цивилизации от грани открытой и всемирной войны, которая при уровне современной технологии грозит миру апокалиптическим исчезновением. Таким образом создалась ситуация приверженности к «локальным кровопусканиям», когда конфликты не перерастают в очередной глобальный военный кошмар, а превращаются в нескончаемую череду локальных конфликтов и перемежающихся террористических актов.

Если в системе двухполярного построения мира середины XX века можно было найти некие логические объяснения столкновения социальных доктрин, то дальше мир все более стал перемещать свою активность в виртуальное кино, телевизионное, компьютерное пространство. Информация и ее бесконечное муссирование с постоянным накоплением дефектности и дезинформационности стали обыденностью практически каждого читающего и смотрящего в экран жителя нашей планеты.

Манипулирование информационным полем, виртуализация прагматических действий, к которым цивилизация привыкла за прошедшие семь с половиной веков, начиная с Шумера, перестают быть неотъемлемой частью современных военных и террористических технологий, а становятся лишь постановочными мизансценами в сверхкреативном спектакле.

Автор в присущей ему нестандартной манере представляет свою теорию современного мирового противостояния в террористической и военной средах, опираясь на две противоположные доктрины современной малой войны – максимальной прагматизации и брутальности, с одной стороны, и максимальной абстрактности и размытости – с другой.

Зачастую у читателя может складываться странное впечатление зацикленности автора на неких доктринальных концепциях и посылах, но, как в системе отрицания отрицания, это только усиливает ощущение безысходности от массового вовлечения мирового сообщества в происходящие процессы определенными силами и практическую беспомощность большинства противостоять этому процессу «цивилизационного перебаливания военно-террористическим синдромом современности».

Книга потребует от читателя не только внимательного прочтения, но и серьезного включения в сопереживание и логистику автора, последовательно и своеобразно излагающего свою картину мирового противостояния.

Часть фактов относятся к прошедшим событиям и не включают яркие, циничные и трагические события нескольких последних лет. Но несмотря на это, мировоззренческая теория, предложенная автором, заслуживает самого глубокого внимания и анализа даже со стороны тех, кто при первичном прочтении будет с ней категорически не согласен.

Терроризм существует на планете столько же, сколько существует сама цивилизация, и исчезнет также с исчезновением жизни на нашей планете. Человеческий разум создает и модернизирует миллиарды концепций и теорий, вписывающихся в те или иные временные рамки. Скоротечность, нарастание объема и постоянное ускорение информационных потоков в XXI веке нуждаются в своих теориях, позволяющих понять и объяснить суть происходящего и постараться экстраполировать это знание хотя бы на ближайшее будущее.

Изменение политического ландшафта, изменение в сторону все большей циничности политической системы воспитания и самих геополитических технологий, расширение системы множественности стандартов (о системе двойных стандартов говорить уже не приходится), тотальный отход от глобальных дипломатических и моральных устоев в поведении делает нашу среду обитания не просто опасной, но и крайне жестокой. И формы этой жестокости также постоянно меняются вместе с совершенствованием современных технологий, особенно в сфере «информационного отравления». Большинство людей может лишь догадываться о всем комплексе психологических приемов, с помощью которых их подвергают ежедневной, а порой и ежечасной обработке, заставляя становиться невольными участниками тех агрессивных процессов, к которым это самое большинство практического отношения не имеет…

Это маленький срез сегодняшней картины нашего мира. Постарайтесь вместе с автором пройти по логическим закоулкам его пусть и не безупречной, но заслуживающей внимания и глубокой теории осознания самой страшной и самой неизбежной доктрины мира – доктрины террористической войны…

Войны в заливе не было

Войны в заливе не будет[1]

Ссамого начала было ясно, что это война, которая никогда не произойдет[2]. После горячей войны (кровопролитный вооруженный конфликт), после холодной войны (равновесие страха) настало время мертвой войны – размороженной холодной войны, которая не оставила нам выбора, кроме как схватиться с трупом войны, сделала неизбежным контакт с этим разлагающимся мертвецом, которого уже никому в Заливе не воскресить. То, что там делят Америка, Саддам Хусейн и страны Персидского залива, это и есть труп войны.

Война вступила в фазу окончательного кризиса. Уже слишком поздно для (горячей) третьей мировой, она уже состоялась, продистиллированная капля за каплей в годы холодной войны. Другой уже не будет.

Казалось бы, что распад Восточного блока[3], благодаря разблокировке системы апотропии[4], откроет войне новые пространства свободы. Ничего подобного, потому что апотропия не закончилась, как раз наоборот. В прошлом эта система функционировала как взаимное сдерживание между двумя блоками, исходя из потенциально-виртуального[5] эксцесса средств уничтожения. Сегодня она продолжает функционировать, и даже эффективнее, чем прежде, в качестве системы самоустрашения, полного самосдерживания и саморазубеждения, вплоть до самороспуска Восточного блока. Но с другой стороны, эта система самоапотропии столь сильна, что и американская, да и вообще вся западная власть также парализована своим собственным могуществом и неспособна принять и распределить его в виде баланса сил.

Вот почему войны в Заливе не будет. То, что война увязла в этом бесконечном саспенсе[6], не обнадеживает, не утешает. В этом смысле важность [gravité] не-события, ареной которого стал Залив, даже больше, чем само событие войны: происходящее соответствует очень опасному периоду разложения трупа, что и вызывает тошноту и беспомощность оцепенения. И здесь наши символические механизмы защиты снова оказываются слишком слабыми: у нас пропадает возможность как-то влиять на исход войны, и мы переживаем все происходящее с таким же постыдным безразличием, будто мы все являемся заложниками.

Не-война характеризуется дегенеративной формой войны, которая заключается в манипуляциях с заложниками и переговорах. Заложничество и шантаж – вот самые чистые продукты системы апотропии. Заложник занял место воина. Он стал главным героем, протагонистом-симулякром, а точнее, в своем полном бездействии главным недействующим лицом не-войны. Воины пропали в пустоте (пустыне), на сцене остались лишь заложники, в том числе и все мы – в качестве заложников информации[7] на глобальной сцене массмедиа. Заложник – призрачный актер, статист на сцене беспомощности войны. Сегодня заложник что-то вроде стратегического объекта, завтра он станет чем-то вроде рождественского подарка, меновой стоимости и ликвидного актива. Фантастическая деградация фигуры, которая представляла собой воплощение невозможного обмена. Благодаря Саддаму Хусейну (который стал капиталистом заложнической стоимости, вульгаризатором коммерческого рынка заложников, пришедшего на смену рынку рабов и пролетариев) даже такого рода крепкая валюта (стоимость) ослабла и стала символом немощной войны. Заняв место военного вызова, заложничество становится синонимом бессилия [débilité] войны.