Григорий Распутин. Жизнь и смерть самой загадочной фигуры российской истории - Рене Фюлёп-Миллер
Поэтому князь Андроников долгое время в политических кругах и в деловом мире слыл очень важной персоной. Это был тип вечно занятого человека. Он постоянно носился по городу, выполняя некую секретную миссию; всюду появлялся внезапно и так же исчезал, наконец, вся его жизнь была бесконечной цепью авантюр. Его постоянно видели с большим портфелем под мышкой; портфель был набит бумагами, о которых он говорил всегда очень таинственно.
Портфель этот стал так знаменит, что его содержимое заинтересовало полицию. Однажды министр Плеве организовал нападение на Андроникова хулиганов, которые завладели пресловутым портфелем. Потом агент охранки торжественно принес добычу министру; когда тот открыл портфель, то увидел внутри лишь старые газеты.
Но Андроников не был безобидным самодовольным хвастуном; это был страстный интриган; он испытывал злобную радость, стравливая друг с другом министров и епископов, распространяя клевету и разрушая старые дружбы. И делал он это не столько ради материальных выгод, сколько, как полагает Витте, «интриган из любви к искусству».
Он мог быть крайне опасным для своих врагов или врагов своих друзей, с его злыми уколами и умением выискивать чужие слабости. Он не ограничивался написанием изящных льстивых статей про министров, которым хотел угодить, но точно так же умел писать сатирические эпиграммы на своих врагов и отправлять свои злобные «портреты» в кабинеты самых влиятельных людей Санкт-Петербурга. Позднее ему удалось полностью заполучить в свои руки журнал, и тут же, как только один из его врагов попытался предпринять против него действия, в этом издании появилась передовая статья с многочисленными заметками о прошлой жизни и «подлинном лице» означенного человека. Нескольких строк оказалось достаточно, чтобы скомпрометировать несчастного и выставить его на посмешище.
Андроников опубликовал на французском языке «Современные мемуары», в которых остроумно высмеял деятельность и способности многих министров. На протяжении нескольких недель все петербургское общество пребывало в большом возбуждении. Даже императорская фамилия, вдовствующая императрица и великие князья от души веселились, читая эти мемуары, а камердинер сумел пронести один экземпляр и положить на рабочий стол императора.
Этот литературный талант делал князя грозным противником. Поскольку к нему хорошо относились великие князья, князь Шервашидзе, обер-гофмейстер вдовствующей императрицы, искал его дружбы, и постепенно вся аристократия заинтересовалась им. Каждого министра при вступлении в должность начальник его канцелярии информировал, что его предшественник имел обыкновение поддерживать добрые отношения с Андрониковым, и он продолжал эту традиционную дружбу, чтобы в дальнейшем передать ее, в свою очередь, собственному преемнику. Начальник канцелярии и вообще все высшие чиновники также знали о связи своего шефа с Андрониковым, и все стремились войти к нему в милость. Мелкие чиновники, привыкшие подражать начальству, в свою очередь, с некоторой бюрократической педантичностью демонстрировали преувеличенную преданность князю. Всякий раз, когда Андроников появлялся в каком-нибудь министерстве, чиновники бросались ему навстречу, помогали снимать шинель и снимали с ног калоши.
Лишь два человека осмелились отказать ему в уважении: военный министр Сухомлинов, который вместе с Андрониковым занимался спекуляцией земельными участками, а затем разругался с ним, и министр внутренних дел Маклаков, не ответивший на приветственную телеграмму, адресованную ему князем, и даже приказавший лишить того права бесплатного проезда по железным дорогам. Но оба эти министра очень скоро испытали силу могущества Андроникова. Он сумел добиться их отставки, а беднягу Сухомлинова даже отправить в заключение в Петропавловскую крепость.
После этого уже никто не рисковал противиться князю Андроникову, и директор Департамента полиции Белецкий вполне обоснованно сказал, что за последние десять лет перед революцией в русской политике не было принято ни одного важного решения, к которому так или иначе не был бы причастен Андроников. Этот князь действительно был человеком могущественным и влиятельным, хотя каждый знал, что его портфель набит старыми газетами.
Впрочем, у Андроникова был очень сильный конкурент в лице шталмейстера Бурдукова и сформировавшегося вокруг него кружка. Этот Бурдуков был причислен к Министерству внутренних дел, а его звание шталмейстер[5] было весьма отдаленно связано с его истинными обязанностями. Его политическое влияние базировалось на дружбе с двумя любимыми адъютантами царя, генералом Саблиным и адмиралом Ниловым. Благодаря отношениям с этими людьми он тоже мог обслуживать своих «клиентов» и поставлять тем, кто посещал его салон, свежие и достоверные новости из Царского Села.
Он поддерживал со своими друзьями при дворе постоянную связь через письма и телеграммы и часто виделся с адмиралом Ниловым на банкетах, где старый морской волк подкреплялся несколькими бутылками вина. Сторонники Бурдукова, промышленные бароны и политиканы, группировавшиеся вокруг шталмейстера, утверждали, что влияние их патрона при дворе больше и сильнее андрони-ковского. Между двумя салонами и их руководителями шла ожесточенная война, выражавшаяся в разного рода интригах, клевете и доносах.
О конкурирующих кружках можно думать что угодно, но никто не ставил под сомнение то, что в салоне Бурдукова принимали лучше, чем у Андроникова. Причиной было то, что салон Андроникова существовал на субсидии Министерства внутренних дел, касса которого, хотя и была полна, все же не бездонна, тогда как за салоном Бурдукова стоял финансист Игнатий Порфирьевич Манус, мысливший масштабно и демонстрировавший истинную щедрость.
Манус являл тип, полностью противоположный скупердяю, и тем выгодно отличался от эгоистов-бюрократов из Министерства внутренних дел. Он отлично знал, что траты на салон Бурдукова являются выгодными инвестициями и принесут ему прибыль в десятикратном, если не в стократном, размере. Благодаря Бурдукову он сумел обойти своего самого опасного конкурента, банкира Дмитрия Рубинштейна, и эта победа стала для него венцом его финансовой деятельности.
Манус был евреем самого низкого происхождения, который ловко сумел воспользоваться политической ситуацией в России для своих коммерческих операций. Он ловко провернул очень крупные спекуляции, затем сблизился с неистовым сторонником панславизма князем Мещерским и предоставил свои капиталы в его распоряжение. С помощью банкира-еврея Мещерский, известный реакционер и бывший друг Достоевского, даже начал в своей газете «Гражданин» ожесточенную антисемитскую кампанию, и Манус сам писал для этой газеты ультранационалистические статьи под псевдонимом Зеленый. Так Манус сумел завязать выгоднейшие связи во влиятельных реакционных и аристократических кругах и скоро уже считался самым богатым и уважаемым банкиром Санкт-Петербурга.
Как и все ловкие финансисты, Манус предпочитал оставаться на втором плане; не то что он не был тщеславен, но это помогало ему удачно проворачивать дела. Поэтому он счел выгодным выдвинуть вперед своего протеже Бурдукова, а тот,
