Осколком оборванная жизнь - Николай Иванович Алексеев
— Вместе с войсками товарища Крылова сегодня участвуют в боях за Вильнюс четырнадцать отрядов партизан. А вообще на литовской земле сражается девяносто партизанских отрядов. Так что горит под ногами фашистов наша земля.
11 июля прорвавшийся в Вильнюс 136-й стрелковый полк майора Ш. А. Хамидуллина сбросил с Замковой горы гитлеровцев, и там, на старинной башне Гедиминаса, взвился алый стяг.
Генерал Штагель, все еще надеясь на обещанную помощь, отверг предложение командования 5-й армии прекратить сопротивление и сдаться в плен. Гитлеровцы продолжали неистово сопротивляться. В ночь на 13 июля Штагель собрал все, что у него было, и двинул войско вдоль реки Нерис на Жверинас. Три часа шел бой. В конце концов пять тысяч гитлеровцев сложили здесь оружие и сдались в плен. Так завершилось сражение за Вильнюс.
15 июля начались бои за Неман. В этот день первый секретарь ЦК КП Белоруссии П. К. Пономаренко по ВЧ пригласил Черняховского и Макарова принять участие в празднестве по случаю освобождения Минска, разгрома и ликвидации минского «котла».
Как ни трудно в столь горячее время оставлять фронт, все же они 16 июля вырвались и полетели в Минск.
Горем и смертью веяло от руин Минска. Но не смерть и горе, а народная радость царила здесь в этот погожий день.
Праздник проходил на большом лугу, простиравшемся по берегу Свислочи. Стоя на трибуне, с волнением смотрел Черняховский на горожан, по-праздничному одетых, с цветами в руках, на отважных партизан, двигавшихся в нескончаемых колоннах. Как ему хотелось в этих людях узнать тех, кто, рискуя жизнью, сообщал фронту ценные сведения о противнике, тех, кто громил фашистские гарнизоны, подрывал пути, пускал вражеские эшелоны под откос, захватывал мосты.
Неожиданно в этой массе людей Иван Данилович увидел бородача Рыгора Ничипоровича. Теперь это был не тот, замученный горем, забитый старик. Построевому шагал, гулко отбивая шаг, бравый и бывалый воин с винтовкой за плечом. И Черняховский замахал ему рукой. Старик в ответ сдернул с головы фуражку и что-то прокричал, и тут раздался чей-то мощный голос:
— Освободителям Минска — ура! — и загремело еще более раскатистое «ура».
— Какая великая сила, Василий Емельянович! — взволнованно прошептал Черняховский.
— Эта сила — наш резерв, — ответил Макаров. — С ней, Иван Данилович, мы будем громить фашистское логово…
— И побеждать! — добавил Черняховский.
Возвращались самолетом. Руины Минска остались далеко позади. Теперь там, внизу, широко простирались белорусские леса, еще недавно наводившие страх на врага; поблескивали своими водами речки и озера, а между ними, радуя душу, яркой желтизной спелых хлебов отливали поля.
«В какой героической борьбе с оккупантами выращен этот хлеб!» — думал Черняховский.
Впереди по курсу самолета, на пожнях излучины реки, показались косцы, — похоже, женщины да подростки. Женщины махали платками, приветствуя самолет, ребята сломя голову неслись за его тенью.
Иван Данилович, прильнув лбом к стеклу иллюминатора, тихо, про себя проговорил:
— Спасибо вам, дорогие труженики полей, и за хлеб, и за помощь Красной. Армии.
Косцы уже скрылись, а изгиб излучины все еще тянулся через поле к лесу, напоминая Черняховскому недавно пережитое.
— Что-то интересное увидели? — окликнул его Макаров, сидевший по левому борту.
— Да вот излучину речки. Идите посмотрите. Она вам что-нибудь напоминает?
Василий Емельянович подошел к правому борту и взглянул в иллюминатор. Но самолет уже летел над лесом, и речка скрылась в лесной чащобе.
— Нет, ничего не напоминает, — пожал плечами Макаров.
— А помните нашу радость — это было 8 июля, уже на новом КП, — когда мы с вами поставили на карте, на излучине реки, что километров двадцать южнее Минска, большущий черный крест?
— На Птичи? Как же, помню.
— Так вот эта излучина напомнила тот радостный день, когда генерал Мюллер сделал там, у Самохваловичей, последнюю попытку вырваться из минского «котла», но был разбит и капитулировал. Этим и закончился первый этап Белорусской операции «Багратион». В этой операции, Василий Емельянович, я, как никогда, почувствовал силу нашей партии, армии, партизан и тружеников тыла и вообще единство всего народа нашей великой страны. И это нам надо довести до каждого воина. Ведь им придется прорывать сильно укрепленные линии обороны Восточной Пруссии.
— Я тоже так думаю, — произнес в раздумье генерал Макаров. — Но не надо забывать, какую громадную роль играет наше Верховное Главнокомандование, в делах которого олицетворяется единство партии, армии и народа. По-моему, этот тезис вам следует раскрыть в сегодняшнем выступлении, когда вы будете ставить задачи на Каунасскую операцию.
— Да, — согласился Черняховский. — Но тогда надо хотя бы кратко подвести итог первого этапа операции «Багратион»… — и, обернувшись к порученцу, сидевшему за его спиной, взял у него планшет, из которого вынул блокнот, авторучку, и стал писать. — Перво-наперво, как вы сказали, — взглянув на Макарова, проговорил он, — надо отдать должное Ставке Верховного Главнокомандования и Генеральному штабу. Ведь они разработали план грандиозной по масштабу наступательной операции четырех фронтов. Разом поднялись четыре фронта и взломали «неприступную» оборону врага, а затем с помощью белорусских партизан, двумя сходящимися мощными ударами намертво окружили и разгромили стопятитысячную группировку противника во главе с генералами Траутом и Миллером. Причем взяли в этом минском «котле» пятьдесят тысяч пленных. Здорово? А это ведь почти шесть полнокровных дивизий! Но это еще не все, — Черняховский некоторое время помолчал. — В результате во фронте «прославленного» генерал-фельдмаршала Модели, «льва обороны», — усмехнулся Иван Данилович, — образовалась от Западной Двины до Припяти четырехсоткилометровая брешь и для наших фронтов и соседей открылась возможность в кратчайший срок освободить Белоруссию, затем Литву и приступить к освобождению Прибалтики и Польши. А там — вперед, на разгром логова фашизма. Каково? А пока нам надо форсировать Неман и наступать на Каунас.
Вернулись они на КП в сумерки. В. Е. Макаров направился к себе в политуправление, а И. Д. Черняховский прямо в штаб: его волновал правый фланг фронта.
— Как дела у Крылова? — поздоровавшись, спросил он генерала Покровского.
— Крылов успешно форсирует Неман. Алешин доложил, что Гитлер объявил Неман на участке Каунас — Алитус воротами в Восточную Пруссию и приказал фельдмаршалу Моделю любой ценой удержать в своих руках Неман. Сюда уже двинуты из глубины значительные резервы.
— Ясно, Александр Петрович, одно: надо срочно разобраться.
Генерал армии Черняховский всегда в большой или малой операции определял главное ее звено. Здесь, по его мнению, главным звеном был Каунас.
— Меня, Александр Петрович, страшит не крепость Каунаса, а ее форты, на которые опирается вся оборона города. Следовательно, брать его в лоб нельзя, — и он решительно провел на карте от фронтон 39-й и 5-й армий две красные стрелы, охватившие
