Джозеф Антон. Мемуары - Ахмед Салман Рушди
Кларисса была обеспокоена. К ее дому подошли двое “мужчин мусульманского вида” и стали выкликать Зафара по имени, но он, конечно, был в Эксетере. Возможно, подумала она, это из-за того, что теперь он внесен в список избирателей.
Позвонил Алан Эванс, сотрудник “Бритиш эйруэйз”, которому поручили иметь с ним дело и который был во многом “на его стороне”. Эванс сказал, что “БЭ”, по его мнению, “движется к изменению позиции”, и, когда будут устранены несколько “сравнительно мелких” проблем, компания сможет принять положительное решение. “Через несколько недель”. Он не ошибся. Через несколько недель, после девяти с половиной лет запрета на полеты самолетами национальной авиакомпании, его пригласили обратно.
Состоялась премьера спектакля по “Гаруну и Морю Историй” – это была великолепная постановка, где атмосфера волшебства создавалась с помощью минимума средств. Море изображали реющие полосы шелковой ткани, все актеры по ходу спектакля делали небольшие фокусы, а в кульминационный момент, когда Гарун обнаружил источник всех историй, на лицах зрителей заиграл свет, показывая, что драгоценный источник этот – они сами. И снова, как и во время встречи с читателями в Хэмпстеде, из-за которой так разволновался коммандер Хаули, не было ни демонстраций, ни проблем с безопасностью. Был просто хороший вечер в театре.
Он послал экземпляр рукописи “Земли под ее ногами” Боно, чтобы узнать его мнение и исправить с его помощью ляпы, касающиеся мира рок-музыки. Но произошло совершенно неожиданное. Боно позвонил и сказал, что взял из романа кое-какие стихотворные тексты и написал к ним “пару мелодий”. “Одна из них очень красивая, – добавил Боно. – Из заглавного трека к роману. Одна из самых красивых вещей, какие мы сделали”. Он ухмыльнулся. Он не знал, сказал он, что у романов бывают заглавные треки, но – да, он понял, какую песню имеет в виду Боно. All my life I worshipped her, ⁄ Her golden voice, her beauty’s beat[246]. Боно звал его в Дублин послушать эту песню. Он написал роман о проницаемой границе между миром вымысла и реальным миром, и вот теперь одна из его вымышленных песен пересекла эту границу и стала реальной песней. Несколько недель спустя он действительно полетел в Ирландию, и у Пола Макгиннеса[247] в Аннамо, графство Уиклоу, Боно отвел его в свою машину и поставил пробный диск. Звуковая система в машине Боно была не такая, как у других. Это была всем системам система. Он послушал песню трижды. Она понравилась ему с первого же раза. Мелодия была совершенно не похожа на ту, что звучала у него в голове до того, это была крепко западающая в память баллада – то, в чем сильна группа U2. Он сказал, что ему нравится, но Боно повторил песню еще и еще раз, чтобы убедиться, что он не врет, и, когда наконец убедился, сказал: “Пошли в дом, дадим послушать всем остальным”.
Индия заявила, что снимает запрет на его приезды. Новость прозвучала в шестичасовых новостях Би-би-си. Виджай Шанкардасс торжествовал. “Очень скоро, – сказал он, – ты получишь визу”. Когда он об этом узнал, первое время ему было скорее грустно, чем радостно. “Я и предположить не мог, – писал он в дневнике, – что буду думать о предстоящей поездке в Индию без приятного предвкушения, но сейчас это так. Она меня чуть ли не пугает. И тем не менее я поеду. Поеду, чтобы утвердить свое право на такие поездки. Я должен поддерживать эту связь ради сыновей. Ради возможности показать им то, что я любил и что принадлежит им тоже”. Да, впустить его решило индуистское националистическое правительство, которое сформировала БДП (Бхаратия джаната парти – Индийская национальная партия), и неизбежно будут говорить, что предоставление ему визы – антимусульманский акт, но он отказывался играть ту демоническую роль, которую ему пытались навязать. Он по-прежнему любил родину, несмотря на долгую эмиграцию и на запрещение его книги. Как для писателя Индия была для него глубочайшим источником вдохновения, и он намеревался взять пятилетнюю визу, когда ее предложат.
Его первая меланхолическая реакция сходила на нет. Он радостно, с волнением заговорил о поездке в Индию за писательским ужином после благотворительных чтений, устроенных Джулианом Барнсом. И тут Луи де Берньер взялся наставлять радостно взволнованного собрата по перу: ехать нельзя ни при каких обстоятельствах, его появление там станет новым тяжелым ударом по чувствам индийских мусульман. А затем де Берньер прочел ему небольшую лекцию по истории индуистско-мусульманских отношений – ему, писателю, вся творческая и интеллектуальная жизнь которого была связана с этой темой и который, может быть, знал об этом чуть больше, чем автор романа, где была грубо искажена история сопротивления греческих коммунистов во время Второй мировой войны итальянскому вторжению на остров Кефалония. Никогда в жизни его так не подмывало заехать коллеге-писателю по носу. Хелен Филдинг, которая тоже там была, увидела, что его глаза наливаются кровью, и вскочила на ноги, улыбаясь так весело, как только могла. “Друзья! Восхитительный вечер. Просто восхитительный. Но я убегаю!” – воскликнула она, и это разрядило обстановку, позволило ему тоже встать, распрощаться и уйти, и нос мистера де Верньера остался в неприкосновенности.
В частном порядке он встретился с Дереком Фатчеттом, который снова сказал ему: Окажите мне доверие. Разведданные, приходящие из Ирана, все без исключения позитивны. Все партии поддержали соглашение, все псы посажены на цепь. Саней, конечно, унять трудно, но денег, так или иначе, у него нет. “Мы продолжим работу по всем направлениям, – сказал Фатчетт. – Сейчас важно сохранять самообладание”. По словам дипломата, его, Фатчетта, заявление, в котором он назвал соглашение “дипломатическим успехом Великобритании”, вызвало проблемы в Иране. “Как и ваше заявление: «Это означает свободу»”.
Фатчетт обратился к нему с просьбой, исполнить которую было нелегко: придержать язык. Если он это сделает, злые голоса постепенно будут умолкать и фетва сойдет на нет.
Между тем в Тегеране тысяча студентов из “Хезболлы” прошли маршем, заявляя, что готовы атаковать автора и его издателей, готовы надеть пояса со взрывчаткой, и так далее: старая мерзкая террористическая песня.
Он встретился с Робином Куком в палате общин. Кук, по его словам, получил подтверждение, что Хаменеи и весь иранский Совет целесообразности “поддержали нью-йоркское соглашение”. Отсюда должно следовать, что всех убийц держат на привязи. Насчет МРБ и ливанской “Хезболлы”, сказал Кук, он уверен. Их боевики приструнены. Что же касается “стражей исламской революции”, тут разведданные носят “отрицательный характер”: признаков, что готовится какая-либо атака с этой
