Михаил Ильяшук - Сталинским курсом

Нелегко приходилось им в первое время после переезда в Минск в материальном отношении. Частично они жили на сбережения, привезенные с собой из Сибири, частично — на деньги за вещи, продаваемые Марьяной. Панас тем временем подыскивал себе подходящую, с приличным заработком работу, так как нужно было зарабатывать на большую семью.

Его отношения с родней Марьяны становились все более натянутыми и неестественными, хотя Панас держал себя в высшей степени скромно и ненавязчиво. Особенно косо смотрели на него дети Марьяны. Панас чувствовал себя все более и более неуютно в атмосфере скрытой враждебности и недоброжелательства. Марьяна понимала его тягостное душевное состояние и, чтобы облегчить его переживания, старалась еще сильнее выражать свою любовь к нему. Он же, наоборот, чувствовал, что с каждым днем становится к ней все более равнодушным. Да и о каких проявлениях любви между ними могла идти речь в такой обстановке? К тому же Белоруссия, в которой волей судьбы оказался Панас, хотя и была ему близка по духу и культуре, все же не могла заменить родную Украину, милее и дороже которой не было ничего на свете.

Все больше его одолевали мысли о родном доме, родителях и друзьях, покинутых много лет назад по воле НКВД. Он начал обвинять себя за то, что предал родину, поехав с Марьяной в Белоруссию, вместо того, чтобы сразу после освобождения возвратиться в отчий дом, обнять родителей, брата, сестер и поцеловать родную землю отцов и дедов. Все больше им овладевала тоска по родине, и он сказал Марьяне:

— Давай поедем в Дрогобыч. Надо же, наконец, познакомить тебя с моей родней. Стыдно, что мы до сих пор не удосужились навестить моих родителей. Да и тебе интересно побывать на Украине, отдохнуть от домашней обстановки.

Уговаривать Марьяну не пришлось — она сама мечтала об этой поездке.

О дне приезда в Дрогобыч Панас заблаговременно телеграфировал.

Когда чета супругов вошла в отчий дом, их там ожидало большое общество родных, друзей, знакомых. Все были рады возвращению Панаса, шумно его приветствовали, обнимали, целовали, а Марьяна стояла в стороне, и никто не обращал на нее внимания. Она испытывала точно такое же чувство неловкости, смущения и ненужности своего присутствия здесь, какое пережил Панас, появившись впервые в ее семье. Но Панас поспешил ей на помощь.

— А это, — сказал он, обращаясь ко всем на родном украинском языке, — моя жена Марьяна, прошу любить и жаловать.

Все устремили на нее пристальные взоры, придирчиво изучая ее внешность. И на лицах всех появилось разочарование. Присутствующие вдруг почувствовали себя скованными, сдержанными. Общее веселье, радость, только что оживлявшие все общество, как-то внезапно померкли. Скоро все гости под разными предлогами разошлись по домам. Остались только отец, мать, брат и сестра.

Потрясенная таким приемом, Марьяна долго не могла успокоиться.

Панас всячески ее утешал, говорил, что не надо придавать значения недружелюбной встрече, ей оказанной, и не следует обижаться на его земляков, так как они люди простые, не лишенные суеверий и предрассудков, унаследованных от предков. Сказал, что здесь принято было брать в жены местную жительницу.

В конце концов Марьяна немного успокоилась, и Панас уговорил ее прилечь и отдохнуть после бессонной ночи в поезде. Скоро она уснула, и он ушел в другую комнату, где его поджидали родители, брат и сестра.

Это были простые провинциальные люди. Хотя жили они в городе, но имели свои приусадебные участки, поэтому относились как бы к промежуточной прослойке между горожанами и крестьянами. Жили, не испытывая особенной нужды, но и небогато. Они придерживались строгих патриархальных взглядов, обычаев, традиций и считали, что даже их взрослые самостоятельные дети обязаны считаться с волей родителей, особенно, если речь идет о таком важном событии, как женитьба молодых. И родители никогда не простят сыну, если он женится, не испросив на то родительского благословения.

Все это Панас знал. В комнате, где собралась вся его родня, он был встречен суровыми осуждающими взглядами, не предвещавшими ничего доброго.

— Ну ты и порадовал нас невесткой, — начал отец. — Ты в своем уме? Она тебе в матери годится! Ты не мог взять себе молодую, красивую, работящую девушку, хорошую хозяйку, которая помогала бы тебе во всех твоих делах? Мало того, что она старуха, она еще и барыня и, наверно, ничего не умеет делать. Я же вижу, что она не из простых людей, как мы, крестьяне. Ты будешь плясать под ее дудку. И тебе не стыдно? Через пару лет она совсем состарится. Ты подумал, что скажут люди, когда увидят, что ты, такой молодой, здоровый, красивый, взял себе в жены старую бабу? Они засмеют тебя. Как хочешь, а мы не принимаем такую невестку. И заявляем тебе решительно, если не порвешь со своей Марьяной, ты нам не сын. Выбирай, либо она, либо мы!

Ультиматум отца вызвал бурю чувств в душе Панаса. Втайне он соглашался с отцом в том, что огромная разница в возрасте мужа и жены рано или поздно может привести к разрыву между ними. Во всем же остальном отец был неправ. Панаса возмущало вмешательство старика в его личные, интимные дела. Какое право имеет отец указывать ему, совершенно взрослому и самостоятельному человеку, на ком он должен жениться? Кроме того, разве справедливо возводить напраслину на Марьяну, будто она белоручка, ничего не умеет делать. Ведь она неплохая хозяйка, от черной работы не отказывается, помогала ему строить дом. Однако бесполезно было возражать отцу и укорять его в деспотических наклонностях. Панас знал, что его, закосневшего в старых, глубоко укоренившихся консервативных взглядах, все равно не переубедишь никакими доводами.

Положение Панаса было двойственное. С одной стороны, в его планы не входило порывать отношения с родителями из-за Марьяны. С другой — он не мог так круто разорвать с ней связь, указав на дверь. Это было бы в высшей степени жестоко и непорядочно.

Взволнованный этой неразрешимой альтернативой, Панас не дал никакого ответа на категорически поставленный родителями вопрос.

В этот же приезд Панас случайно встретился со своей бывшей невестой Марусей. Она призналась, что готова была ждать его как угодно долго, но ведь он ей изменил и даже не ответил на ее письмо, а вместо этого приказал своей возлюбленной написать, что у него есть жена, мол, забудь. Панас не поверил, что история с письмом — правда, но Маруся сказала, что письмо его жены хранится у нее до сих пор. Панасу стало ясно: Марьяна перехватила письмо и скрыла его от него, чем отрезала ему пути отступления.

Встреча с Марусей всколыхнула обоих, в душах снова вспыхнул огонь взаимной любви. Маруся не скрыла, что, потеряв всякую надежду вернуть Панаса, вышла замуж за нелюбимого человека, но тут же сказала, что готова разорвать с ним брак, чтобы быть всегда рядом с Панасом. Панас же не был способен на такой решительный шаг. Он отдавал себя в жертву порядочности, долгу и моральным обязательствам. Согласиться на предложение Маруси означало бы нанести сразу два удара: один — ее мужу, который, скорее всего, ее любит, а второй — Марьяне. Совесть не позволяла ему добиваться личного счастья ценой несчастья других. И с тяжелым сердцем он ответил Марусе: