Александр Ханин - Рота, подъем!
Дембельский караул
Командир роты пришел в казарму во второй половине дня.
– Товарищ старший лейтенант, капитан Дашков сказал, что подпишет рапорт.
– Подпишет, значит, подпишет, – ротный был чем-то озабочен. -
Сейчас напишу на тебя и Кучкарова. Давай военный билет. Завтра в штабе заберешь.
Утром следующего дня я пришел в строевую часть полка. Мне было уже все равно, дадут мне документы или нет. Ротный сказал зайти – я зашел, не сильно надеясь на положительный исход. Что-то подсказывало мне, что просто так я не покину часть. За столом сидел ухоженный писарь полка и производил впечатление очень занятого человека.
– Крылов, где мои документы?
– Туточки.
– Туточки-тамочки. Все оформил?
– Нет. Не оформил. Приказ кэпу печатаю. Сейчас закончу, подпишет и тогда уж… Посиди. Тебе спешить некуда.
– Домой, домой спешу, родной. Давай, не задерживай дембель.
Крылов закончил стучать пальцем на печатной машинке, вытянул из каретки листы, вынул копирку и, выгнав меня из строевой части, поднялся в кабинет кэпа. Спустился писарь от командира части с лицом, напоминающим дыню.
– Ты чего такой? – спросил я его. Шестое чувство, именуемое по-другому – интуицией, сжало область солнечного сплетения, как перед сдачей экзамена с невыученным материалом.
– Я такого приказа в жизни не видел. Так не делается, но…
– А если то же самое медленно и по-русски?
– Пишется приказ на несколько человек, командир части ставит подпись там, где нужно, и я, на основании приказа, выписываю из части и выдаю документы, сопровождающие и "дембельские" деньги.
– А проблема в чем? Кэп расписываться разучился?
– Расписался, но напротив твоей фамилии написал: "До моего личного распоряжения". Ты понял?
– Если честно – не очень.
– Приказом ты уволен, но выписать тебе документы без его личного распоряжения я не могу.
– И что мне теперь делать?
– А вот этого я не знаю. Хочешь, с кэпом поговори или, лучше, с
Машковым, – развел руками писарь. – Жди.
Я подождал, когда освободиться начштаба и зашел к нему в кабинет.
Рассказав ситуацию, я стоял в ожидании ответа начштаба, который задумался на несколько минут. Я переминался с ноги на ногу, пытаясь угадать о чем же думает майор.
– Замполит не доволен. Говорит, ты офицерам хамишь, посылаешь, служишь плохо. Ты с ним поговори.
Эта история начинала быть похожей на детский сад. Напоминать начштабу о том, что тремя днями раньше он дал слово офицера, я не стал. Это могло только усугубить мое шаткое положение. Выбора не было, и я пошел к замполиту, который сидел в кабинете, расположенном в торце полкового клуба. Замполит сидел за широким столом в небольшой, но очень хорошо выглядевшей комнате. На стене над лысеющей головой замполита висел большой портрет М.Горбачева. На стене была приколота огромная карта СССР, по всей территории которой торчали маленькие иголочки-флажки красного цвета. Разговор с замполитом был коротким. Проведя трехминутную воспитательную работу и узнав, что приказ уже существует, замполит клятвенно заверил, что сообщит командиру полка о том, что возражений с его стороны не будет. Мне оставалось только ждать. Ждал я до вечера, когда командир роты мне объявил, что… командир части хочет лично дать мне аккорд в танковом батальоне. Я опять оказался в тупиковой ситуации, куда, в общем-то, сам себя загнал. Нужно было или "забить" на приказ командира части и ждать конца июня или сделать усилие над собой, чтобы хоть как-то сократить срок нахождения в казарме, которая мне уже опостылела. Утром я ждал УАЗик кэпа на участке. Командир полка приехал вовремя.
– Твоя задача и еще вот этого отличника, – ткнул пальцем подполковник в солдата-танкиста. – Разломать к той самой матери весь танковый бокс.
– На четыре танка?
– На четыре танка.
– Есть.
Не откладывая в долгий ящик, мы принялись за дело. Приставив к крыше бокса два длинных бруса, мы начали спускать по ним серый местами поколотый шифер. Через полчаса работ к нам подошел старый прапорщик.
– Вы чего же делаете, сынки?
– Приказ командира части выполняем.
– Приказ должен быть разумным. Там все балки гнилые. Как вы еще не рухнули. Слезайте оттуда, пока не свалились.
Крыша под нами действительно прогибалась, но мы не сильно обращали на это внимания. Слова разумного человека подействовали на нас мгновенно. Не долго думая, мы быстро спустились с крыши на твердую землю, и снова я занялся поисками командира части. На мое счастье он еще ходил по стройке.
– Товарищ подполковник, там вся крыша шатается. Того гляди, рухнет. Опасно.
– А это не мои головные боли.
– Товарищ подполковник, я хочу домой вернуться не в гипсе.
– А я хочу, чтобы этих боксов тут не было.
– Вы бы сразу так и сказали. Я сейчас свою БМП пригоню. Через тридцать минут боксов не будет. Она же через стены, как сквозь масло пройдет. Или мы опорные стойки выбьем и…
– Мне нужны целые кирпичи и шифер. Я тебе развалю боксы.
Подполковник очень хорошо знал историю о том, как в Таманской дивизии подобная неверная постановка задачи, перемеживающаяся нецензурной бранью, повлекла за собой полный развал боксов. Солдат толкнул танком стойки и выехал через стену, после чего столбы рухнули, разваливая уже списанные кирпичи и шифер. И солдатской вины в том не было, так как он не должен был догадываться, что фраза "к едреной матери" означает "отдельно по кирпичику".
– Товарищ полковник, по кирпичу мы будем этот бокс до второго пришествия разбирать.
– Что ты от меня хочешь?
– Другой аккорд.
– Хорошо. Идешь вот туда, – подполковник указал пальцем на низкое здание. – Ищешь полковника Николаева. Не ошибешься, он в десантной форме. Он заведует всем фронтом работ. Получишь у него аккорд.
Свободен.
Полковника Николаева я действительно нашел без труда. Подтянутый офицер, с планками боевых орденов отдавал распоряжения направо и налево четко, грамотно, без лишних слов и разглагольствований.
– Товарищ полковник, меня к Вам командир мотострелкового полка послал для дембельского аккорда. Дадите мне работу?
– Работы у меня много. Много работы. Но тебе сказали, на сколько времени должен быть аккорд?
О таком повороте событий я не подумал.
– Никак нет.
– Тогда возвращайся к вашему командиру части и спроси. У меня есть работа на два часа – забор поправить, есть работа на пять часов
– яму два на два на два выкопать, а есть работа до конца твоей жизни. Если я дам тебе на два часа, а твой командир имел в виду неделю, то выйдет, что я обманул. А я этого не делаю. Не приучен.
Солдата, сынок, можно обмануть. Можно, но только один раз в жизни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});