Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл
— Из-за вас парень бросит хорошую работу.
— Ничего подобного, мы и это с ним обсудили. Он хороший механик и найдет работу получше, чем ему предложили в здешнем гараже. Бедняга рассказал мне про свою жену. Дрянь, каких мало, уже сколько лет поедом его ест.
— Интересно, что бы вы говорили, если б вам пришлось предсказывать судьбу ей, — сказал я довольно иронически.
Цыган добродушно рассмеялся, он отлично понял, что я имел в виду.
— Да, — сказал он. — Ты прав. Тогда было бы совсем другое дело.
К этому времени все ярмарочные увеселения уже начали действовать. Народ толпился у палаток, и зазывалы выбивались из сил, стараясь заманить посетителей.
— Сегодня здесь слишком много всяких аттракционов, — сказал Цыган, задумчиво поглядывая в проход между палатками. — Когда дюжина зазывал надрывается одновременно, публика начинает колебаться. Люди слоняются от одной палатки к другой и никак не могут решить, что интереснее. У каждого отложено на развлечения столько-то монет. И если человек начинает бродить от палатки к палатке, это верный признак, что в конце концов он не потратит ни гроша. Надо заговорить их, задержать перед своей палаткой, пока не начнутся другие представления.
Я бы мог переманить к нам много народу, но тогда тебе придется работать вовсю. Ну как, ты не передумал?
— Нет. А что, пора уже? Он критически оглядел меня.
— Этот твой пиджачишко, может, и хорош для писателя, но для предсказателя судьбы он не годится. Сейчас я подыщу тебе костюм.
Мы вошли в палатку, и он достал из чемодана поношенный парчовый камзол. На нем были изображены зеленые и красные драконы.
— Вот. Надевай!
Я снял пиджак, облачился в камзол и почему-то почувствовал себя значительно увереннее. В палатке появился Альберт.
— Ты где болтался? — спросил Цыган.
— Разговаривал с одним парнем, у которого только что издохла корова. Свалилась на него и сдохла.
— Опять чушь мелешь. Ведь корова расшибла бы его в лепешку, — отозвался Цыган. Он уже надел японское кимоно и теперь закручивал на голове красный тюрбан. — Придумай что-нибудь поумнее.
— Так оно и случилось, — сказал Альберт, не моргнув глазом. — Она расшибла беднягу в лепешку. Мне приказано явиться на следствие. Я всегда держался такого мнения — можно купить другую корову, но жизнь человеческую уж не купишь.
— Теперь ты видишь, что у него не все дома, — сказал Цыган, указав пальцем на сына. — Убирайся, Альберт, — скомандовал он. — Мы начинаем.
Альберт заговорщически ухмыльнулся в мою сторону:
— Ну что, начинаешь-таки выкликать неверное время?
— Наоборот, верное, — поправил я. Беззвучно смеясь, он вышел.
— Значит, так: ты — профессор Ренуи из Новой Зеландии, — перешел на деловой тон Цыган. — Три минуты на каждого посетителя. Слушай и запоминай, что я тебе говорю. Как только войдет женщина, уставься ей в глаза и не отрывайся, пока она не сядет. Это вызывает у них чувство неловкости и делает более податливыми к внушению.
— Это похоже на фразу из книги, — заметил я.
— Это и есть фраза из книги, — коротко бросил Цыган и продолжал: Слушай дальше. Следи за выражением их лица, как овчарка за овцами. Прочитаешь ты их мысли по лицу, а не по руке. Они сами должны рассказывать о себе, подумать, что это ты им рассказываешь. Когда женщина начинает разговор о болезнях, отвечай — но руке видно, что на следующей неделе она пойдет к врачу. И если почему-нибудь не пойдет, ее ожидает несчастье. Если женщина спрашивает, не изменяет ли ей муж, отвечай; «Я вижу, что вам удастся удержать его» — и ни слова больше. Предсказывай выигрыш в лотерею и богатое наследство — но в отдаленном будущем. Замужним женщинам нравится думать, что они не утратили своей привлекательности. Говори каждой, что один мужчина влюблен в нее, но никогда не решится сказать о своем чувстве. Надо, чтоб вначале они жалели себя, но под конец постарайся вызвать у них чувство жалости к другим. Ну, хватит время терять. Ты как, готов?
— Да, боюсь только, что трех минут мне будет мало.
— Ладно. Я объявлю, что за каждый вопрос сверх трех минут — шесть пенсов. Вот увидишь, у тебя дело пойдет отлично.
Он торопливо вышел.
Я сел за стол лицом к входу. Стол был накрыт темно-синей бархатной скатертью, обшитой по краю золотой тесьмой. Для посетителей предназначался стул — тот самый, с починенной ножкой.
Мой стул стоял вплотную к задней стенке палатки, и посетитель, чтоб подойти ко мне, должен был пересечь всю ее. Таким образом, у меня было время для его изучения.
Цыган советовал приветствовать женщин словами: «Добрый день, мадам. Присаживайтесь, пожалуйста». Такая официальность была мне не по нраву, я решил держаться более непринужденно.
Снаружи Цыган начал зазывать народ. Меня поразили мощь и звучность его голоса — такого я не слышал ни у одного зазывалы. Слова его звучали настойчиво, многозначительно, и я почувствовал вдруг, что не подготовлен к важной роли, которую мне предстоит играть; паника охватила меня, однако усилием воли я взял себя в руки и стал смотреть на парусиновый полог, закрывающий вход в палатку.
— Слушайте! Слушайте! Слушайте! — Голос Цыгана гремел, казалось, по всей ярмарке. — Предсказания и пророчества Великого ученого, Великого ученого, Великого ученого! Только один день в этом городе! Великий ученый, Великий ученый, Великий ученый! Профессор Ренуи из Новой Зеландии. Последнее представление перед отъездом в турне по Америке, где он пробудет год. Внимание, только один день. Великий ученый! Спешите!
— Не забывайте — с вами будет говорить Великий ученый, к которому обращались за советом знатнейшие люди мира!
— Что ожидает вас: дурные или добрые вести, любовное письмо, обручальное кольцо? Кто ваш враг? Кто друг? Все это вы узнаете от Великого ученого, от профессора Ренуи из Новой Зеландии!
— Два шиллинга за вход. Сеанс три минуты. Продление сеанса по договоренности.
— Слушайте! Слушайте! Слушайте!
Он умолк; потом, громко проговорив:
— Одну минутку, мадам. Я узнаю, готов ли профессор Ренуи, — поспешно вошел в палатку.
— Она одна, — отрывисто прошептал он. — Без парня. Без родителей. Без обручального кольца. И, выйдя за дверь, пригласил:
— Пожалуйста, мадам, сюда. Проходите.
Вошла девушка лет девятнадцати. У нее были светлые волосы, только что уложенные у парикмахера. Она вся сверкала поддельными драгоценностями; дешевенький кулон, дешевые серьги, дешевый браслет.
Она была в новом пестром платье, новых чулках, новых туфлях и с новенькой сумочкой. Туфли такого фасона «Модная обувь» выпускала тысячами пар.
Она двигалась скованно — видно, больше привыкла к туфлям на низких каблуках. От нее пахло
