Филипп Соллерс - Казанова Великолепный

Джакомо швыряет нам здесь в лицо десяток клише, но клише весьма обдуманных, поскольку они призваны изобразить его ненасытным животным, хищником (и мы видим, насколько ошибочен, хотя его всячески и пытаются отстаивать, классический тезис, что Казанова якобы был всего лишь «игрушкой» женских желаний).

Но шутки в сторону, речь идет о дефлорации, а это шокирует многих матерей, даже феминисток, и вызывает сомнения, а иногда и судороги зависти у мужчин.

«К.К. героически стала моей женой, как и подобает каждой влюбленной девушке, потому что в наслаждении, когда осуществляется твое желание, упоительно все, даже боль. Целых два часа я не расставался с нею. Она изнемогала снова и снова, а я причащался бессмертию».

Мы прочитали именно то, что написано: не какое-нибудь там «обмирал», а «причащался бессмертию». Без сомнения, тут не обошлось без участия Бога. Конечно, бога греческого, и удивляться тут нечему. В это самое время в Венеции происходит церемония, во время которой дож на своей галере «Буцентавр» выходит в открытое море и брачуется с ним[24] (при плохой погоде действо опасное). Однако чуть ниже: «Упав замертво, мы уснули».

И на другое утро: «Больше всего выдавали нас глаза моего ангела. Под ними были такие громадные синяки, словно ее избили. Бедное дитя выдержало битву, которая, несомненно, ее преобразила».

Итак, Джакомо «женат» (слава богу, только перед Богом). Само собой, дебютантка сразу бросается в крайность и хочет забеременеть (так и случится, хотя и ненадолго). Они и впрямь в результате пережитой сцены совместно пришли «к принятию той смерти, которая есть источник жизни». Брат-сутенер, все более чуя выгодное дельце, одалживает у Казы деньги, но попадает за долги в тюрьму. Джакомо, торжественный, как Папа Римский, просит своего покровителя Брагадина содействовать тому, чтобы брак состоялся и в самом деле. По счастью, разгневанный отец К.К. отправляет четырнадцатилетнюю дочь ждать брачного возраста в монастырь Санта-Мария-дельи-Анджели.

Идиллия Казы прервана в самом ее разгаре. Тем лучше, потому что завязывается другой сюжет, который можно было бы назвать «Ангелы Мурано». Речь идет об одном из самых известных эпизодов «Истории», которая вообще содержит в себе не менее двадцати великолепных романов и сотню новелл, одна лучше другой.

Декорация меняется. Встречаться больше нельзя, друг другу тайком пишут письма, которые передают специальные посредники. Каза в отчаянии, он строит планы похищения, но это не так просто. Время приобретает другое измерение, поскольку надзирательницы в монастыре «измеряют время на вес золота». Однако кое-чего удается добиться:

«К.К. сообщила мне в очень забавной манере, что самая красивая из всех монахинь любит ее без памяти, что она два раза в день дает ей уроки французского языка и запретила завязывать знакомство с другими пансионерками… Она писала, что та осыпает ее поцелуями, к которым я мог бы приревновать, будь монахиня другого пола».

Читатель знаком с Дидро, а может быть, и с де Садом. Он, конечно, уже готов сделать выводы, и зря. Именно в этой истории Казанова неистощим в своей фантазии и двусмысленности. Мы так в точности и не узнаем, он ли диктует в намечающейся интриге правила игры. Наверно, и да и нет.

Этого и следовало ожидать — у К.К. начались преждевременные роды (если только это не аборт). В ту пору в монастыре подобный случай, даже если его замяли, дело нешуточное. Теперь Каза в виде весточек получает от своей юной любовницы, «жены», по-прежнему считающей его своим мужем, только плоды ее кровотечения. Ему вручают странные подарки, свертки окровавленного белья (кровь — его исходная экзистенциальная тема). Сводница приносит все это ему домой.

«Я задрожал, когда эта добрая женщина показала мне в кровавом месиве маленький бесформенный сгусток».

Сам Джакомо в детстве был таким же сгустком, бесформенным, кровянистым, глупым. С тех пор у него появилось, так сказать, «тело-рубеж», и он всегда внимательно следит за его секрецией, за его хрупкой оболочкой. Впрочем, будь по-другому, он бы меньше наслаждался. Игра, распутство, сочинительство — вот инструменты этой хрупкой телесности.

Чтобы возлюбленная, которая чуть не умерла, могла его увидеть, Джакомо ходит теперь к мессе в часовню монастыря. Над алтарем ему бросается в глаза «Благовещение» с Девой, раскрывающей объятия. Часто посещая службу, он становится «загадкой монастыря». Монахини делают вид, что не смотрят, но видят всё. Их разбирает любопытство. А Каза, хоть он и выигрывает в карты, худеет и скучает.

Вот почему он устраивает неподалеку от площади Святого Марка свое «казино» — это квартирка во вкусе не желающих выставлять свою жизнь напоказ патрициев и развратников. Баффо описал нам этот тип «домов свиданий» (как называли их в Париже), где уже в прихожей чувствуются ароматы лимона, апельсина, розы, фиалки и где стены украшены непристойными картинками. Казанова в своем казино: язык забавляется — Казиново.

Теперь очередь Казы стать объектом домогательства, да еще какого настойчивого!

В ту минуту, когда он выходит из монастыря после мессы, какая-то монахиня передает ему письмо, в котором назначает Казе свидание. Он может встретиться с ней в монастырской приемной или в домике свиданий на Мурано. А если угодно, она явится вечером в Венецию.

На сцене, пока еще анонимно, появляется М.М. Само собой, это и есть та «самая красивая из монахинь», которая учила французскому К. К. Проболталась ли последняя? Джакомо не хочет этому верить, и его возможное заблуждение составит с этой минуты нерв интриги.

Он отвечает на письмо и, опасаясь «ловушки», местом встречи избирает монастырскую приемную: «Я венецианец и свободен во всем значении этого слова».

Выбор монахини пал на Казу исключительно благодаря его внешности. (Если только о нем не рассказала К.К., что нам, читателям, представляется весьма маловероятным.) Вообще Казу удивить нелегко, и все же: «Я был крайне удивлен тем, как легко эти святые девственницы могли покидать монастырь». Но если они могут обманывать надзирательниц, почему бы им, следуя незыблемому правилу войны полов, не обмануть и его самого? Нетрудно себе представить, как М.М. исповедует юную К.К., в особенности после истории с окровавленным бельем. И все это на фоне изучения французского языка. Продолжение романа подтверждает эту гипотезу.

М.М. появляется в приемной. Она хороша собой, довольно высокого роста, «с белой до бледности» кожей, манеры «благородные, решительные и в то же время сдержанные и робкие», «лицо нежное и смешливое» и далее в том же роде. В этот раз он не увидел ее волос (она шатенка). У нее большие голубые глаза (К.К. — блондинка с карими глазами). Особенно поражают Казу кисти ее рук и предплечья: «Ни одной жилки, а вместо мускулов — сплошные ямочки». Ей двадцать два года. Она пухленькая.