Филипп Соллерс - Казанова Великолепный

Генриетта явилась как вестница Франции, ей нашлось бы место среди героев «Пармской обители» (Стендаль опубликует свой роман в 1839 году, то есть через сорок один год после смерти Казановы). Прежде чем прочно обосноваться в этой стране (наконец-то!), Каза побывает в Лионе и вступит в масоны.

«Нет в мире человека, который сумел бы все познать; но всякий человек должен стремиться к тому, чтобы познать все»*.

Многими последующими знакомствами Каза будет обязан этому приобщению, хотя нередко нити, связывающие его с другими людьми, останутся тайными. Это, впрочем, не относится к его отношениям с герцогиней Шартрской, с которой он занимался каббалистикой. Вместе с Казой мы открываем Париж времен Людовика XV (который «был велик во всем и не имел бы вовсе изъянов, когда бы льстецы не принудили его их приобрести»). Эти строки не означают, что их автор — монархист, Джакомо вообще аполитичен. Под конец жизни, насмотревшись на ужасы Террора, он задумается, не лучше ли деспотизм одного, иной раз просвещенного, государя, чем деспотизм народа, рубящего головы (на этот вопрос так и нет ответа). Но в ту пору для двадцатипятилетнего Казановы главное в Париже — Опера, кулисы, бордели (такие, как блестящий «Отель дю Руль»). Сам король, желающий, чтобы его звали Людовиком Возлюбленным, задает тон своим Оленьим парком[20], который до сих пор дает пищу буйной фантазии мастеров мирового кинематографа. Забавы с тринадцатилетними девочками сегодня вызвали бы негодование как преступная педофилия. Послужила ли юная О’Морфи[21] моделью для знаменитой картины Буше? Во всяком случае, она действительно была содержанкой короля и родила бастарда.

И все же во время этого пребывания в Париже Каза остается в тени. Герцогиня Шартрская, любительница магии и либертинка, держит его при себе как советчика и целителя (у нее на лице венерические прыщи, но соблюдать предписанную диету она не желает). Каза поражает ее своими пирамидами и вещающим ангелом и ловко ею манипулирует. Герцогиня вопрошает его как оракула и, по его словам, находит в его ответах множество истин, которых он сам «знать не мог».

И снова в дорогу: сначала в Дрезден (где много опытных, но холодных профессионалок), потом в Вену.

«Все в Вене было прекрасно, повсюду богатство и роскошь, но поклонникам Венеры чинилось тут утеснение».

Кто же ополчился против Венеры? Мужчина? Нет, женщина. Императрица Мария-Терезия доходит в своем маниакальном рвении до того, что заводит особую полицию с целым штатом «комиссаров целомудрия» (sic!). Она высылает из города проституток, неверных жен и даже девиц, показавшихся на улице без приличного сопровождения (или же они должны держать в руках четки в знак того, что направляются в церковь). Императрица обрушивает громы и молнии на гнездо разврата Темишвар, нынешнюю (недоброй памяти) Тимишоару[22] в Румынии. Тогда вместо Венериных распространяются азартные игры, Царица Ночи запрещает и их.

В Вене Казанова впервые всерьез схватывается со смертью. У него расстройство желудка, ему очень плохо, лекарь непременно хочет отворить ему кровь, но Каза чувствует, что это погубит его, и отказывается. Лекарь настаивает и пытается сделать надрез насильно. Но у Казы хватает энергии дотянуться до лежащего на ночном столике пистолета и выстрелить. Исцелился он после того, как выпил много воды.

«Я отправился в Оперу, и меня окружило множество людей. На меня смотрели как на человека, сумевшего отогнать смерть пистолетным выстрелом».

Любовь под запретом и врачи-душегубы? Снова искусная композиция. В рассказе проступает философия. А сам рассказ — живая жизнь.

Но вот приходит известие: проступки Казы забыты, ему разрешено вернуться в Венецию. Он снова у себя дома:

«Мне не терпелось возобновить прежние мои привычки, сделавшись, однако, более основательным и воздержанным. С удовольствием нашел я в кабинете, где прежде спал и писал, свои бумаги, покрытые слоем пыли, — верный признак, что никто за три года сюда не заходил».

«Пыль мне друг», — говорил Пикассо.

Так и видишь, как наш искатель приключений с бьющимся сердцем открывает дверь, видит свою кровать, свой рабочий стол, свои тетради и проводит кончиком пальца по слою пыли. Такой Казанова, молодой, отважный, свободный, трогательный, никак не устраивает почитателей театрального персонажа.

Ей четырнадцать лет, сегодня мы знаем, что ее звали Катарина Капретта. Она едет по дороге в карете, карета опрокидывается, оказавшийся рядом Каза бросается к падающей девушке, подхватывает ее, на мгновение заметив мелькнувшие под юбками «все ее тайные прелести» (мы помним, что по этой фразе прошлась цензорская рука профессора Лафорга).

Это та пресловутая К.К., которая с не менее известной М.М. (Мариной Марией Морозини) станет одной из солисток великой оперы под названием «История моей жизни».

Заметим мимоходом, что исследователи Казановы долго и усердно пытались установить, кто же скрывается за инициалами М.М., но удалось это сделать только в… 1968-м (совпадение дат приводит меня в восхищение).

М.М. и К.К. очень скоро окажутся вместе в монастыре XXX. Каза предпочел записать имена обеих женщин этими буквами. Займемся по его примеру некоторой каббалистикой:

MMCCXXX[23]

Быть может, «Историю моей жизни» по-настоящему прочтут только в 2230 году.

Не забудем, что Стендаль надеялся, что его прочтут около 1936 года.

У К.К. есть брат, П.К., личность весьма сомнительная — он сразу почуял, какую выгоду можно извлечь из любителя «тайных прелестей» (Джакомо двадцать восемь лет, возраст самый жениховский). П.К. хочет продать сестру этому претенденту. И довольно глупым образом пытается толкнуть ее к разврату. Каза, которого приняли за новичка, в ярости — он берет на себя защиту невинности. И его зарождающаяся любовь к К.К. становится «неодолимой».

Он увозит свою очаровательную подружку в сад на остров Джудекка. Там они бегают по траве наперегонки — выигравшему достаются ласки, но вполне невинные, ничего серьезного, она же ребенок.

«Чем больше я убеждался в ее невинности, тем труднее мне было решиться ею овладеть».

Жениться? А в общем, почему бы нет? Но пусть свидетелем нашего брака станет Бог, этот ненасытный вуайёр. В этом будет вся пикантность сцены. И вот парочка возвращается на постоялый двор. Дело происходит на острове, в понедельник после Троицына дня. В постели:

«В экстазе от обуявшего меня восторга, я пожирал пламенными поцелуями все, что видел, перебегая от одного места к другому, не в силах задержаться ни на одном от жадного желания быть сразу повсюду и сожалея о том, что мои губы отстают от моих глаз».