С Мюге - Улыбка фортуны

Объяснить сущность подобного явления с физической стороны я не берусь и теперь, хотя занимался этой проблемой сравнительно внимательно. В 1967 году мною была опубликована (не на русском языке) довольно большая статья «Белое пятно в биологии», где этот вопрос рассматривается с биологической стороны. Сама природа телепатии в этой статье не рассматривалась, так как из множества гипотез, приводимых в русской и зарубежной печати, ни одна, на мой взгляд, не выглядела достаточно убедительной.

Воля в неволе

Когда потеплело — это был уже апрель или май — сформировали долгожданный этап: всем хотелось какой-то определенности. На этот раз нас везли на юг и не в «столыпинках», а в теплушках. Высадили на станции Атасу и повели в селение Бидаик — центр того отделения, куда меня направили по спецнаряду ГУЛАГа зоотехником. На станции произошел малопримечательный случай, который, однако, закрепил мою репутацию гипнотизера.

Нас усадили возле полотна железной дороги и по индивидуальным просьбам часовые разрешали пойти за насыпь по естественным надобностям. Когда очередь дошла до меня, часовой на насыпи сменился, а новый, приняв меня за «вольняшку», чуть было не прогнал:

— Стой! Сюда нельзя, здесь заключенные!

Я как-то смутился и сказал:

— Но ведь там мои вещи.

В Бидаике меня назначили зоотехником по племенному делу, сразу же расконвоировали, дали лошадь с двуколкой и отправили на дальние выпаса, куда уже перекочевал весь скот. Работа зоотехника — это работа администратора. Администратор я был плохой тогда и остался таким же теперь. Кроме того, хочет администратор или нет, но он должен олицетворять волю хозяев, в данном случае, чекистов, так как хозяйство принадлежало НКВД. Я не хотел блюсти их интересы, то бишь, работать, но и отказываться от свалившихся на мою голову привилегий было бы глупо. Я решил наслаждаться жизнью. В степи было много озер, пресных и соленых. К пресным гоняли на водопой скот и их берега были загажены и истоптаны. Зато возле соленых можно было найти чудесные пляжики с белоснежным песком и тенистые ивовые кусты. В одном из таких мест я сделал шалаш из ивовых прутьев, назвал его дачей и проводил там почти все время.

К несчастью, я заразился малярией и раз в три дня метался в жару. Озноб был такой, что топчан подо мной вибрировал в такт моей дрожи. В полусознательном состоянии я думал: «Сколько энергии пропадает даром. Вот бы уложить всех знобящих больных в силосную яму поверх травы — как бы они ее утрамбовали!». Иногда меня рвало во время приступа желчью. Кажется, с тех пор я так и не излечился от всяких «-итов» (колит, гастрит, холецистит и прочее).

Однажды приехало начальство (какая-то комиссия) и стало искать зоотехника. Кто-то сказал: «Он на даче» и показал ее место. Я в это время только что выкупался и зарылся в теплый песок, прислушиваясь к пению птиц в ивовых кустах. Если бы я был кошкой, то мурлыкал бы от удовольствия…

Когда меня стали спрашивать о делах, то оказалось, что я не только не знаю количества коров, находящихся в моем ведении, но и где они сейчас находятся. Однако я был «номенклатурной единицей», прибыл по «спецнаряду» и для того, чтобы снять меня с должности, нужно было согласие какого-то начальства. Я решил, что теперь уже вникать в производство нет никакого смысла, и продолжал наслаждаться жизнью.

Урок экономики

Осенью стада вернулись на зимние «квартиры», и я приехал в Бидаик. Тут меня и сняли с должности зоотехника. Сначала назначили возить сено с поля на участок. Дали волов и арбу. Я стал вникать в производство. К этому времени лагеря перевели на хозрасчет. Это означало, что заключенные работают не за «пайку», как раньше, а за деньги. В каждой работе существовала норма выработки и тарифная ставка оплаты. Из причитающейся заработной платы вычиталась не то половина, не то четверть за то, что ты заключенный. Из оставшейся суммы вычиталась стоимость питания, обмундирования, охраны, освещения зоны, амортизации бараков и рабочего инвентаря и так далее. В общем, если норма выполнялась на 100 %, оставалось очень немного. Но если норма не выполнялась, то вычеты превышали начисленную плату, и заключенный ничего не получал. Какой-то небольшой процент, который выдавали, настолько не соответствовал вложенному труду, что работать было явно нерентабельно. Что же касается пайка, то он выдавался всем, кто вышел на работу. Те, кто не вышел без уважительной причины, считались «отказчиками» и получали штрафной паек.

Взвесив все доводы за и против, я решил, что целесообразнее выходить на работу. Волы тянулись вереницей к сложенным в степи стогам сена, я лежа читал книги. Потом, когда все накладывали свои арбы — самая трудоемкая часть работы — я бросал несколько охапок сена в арбу и продолжал читать, пока более «жадные до заработка» товарищи не закончат работу. Обоз поворачивал к дому, волы плелись домой чуть быстрее, чем на работу, но все равно в день удавалось сделать всего одну-две ездки. В день зарплаты мы подвели итог: я заработал двадцать две копейки (по сегодняшнему уровню цен 2,2 копейки), самый работящий из нас — двенадцать рублей (он рассчитывал, по крайней мере, на сотню) остальные — по три-пять рублей. На следующий день те работяги, которые еще вчера стыдили меня за лентяйничество, последовали моему примеру, и обоз представлял собой жалкое зрелище — почти пустые арбы двигались с поля. Начальник участка пришел в ужас: если так будет продолжаться, скот к новому году подохнет с голода, а ему не избежать нашей участи заключенного. Меня срочно решили изолировать и перевели на центральный участок «в зону».

Бесконвойники

В Бидаике было две «зоны». Одна для лиц с большими сроками, другая — для малосрочников — «расконвоированных». Я попал во вторую. В первой зоне были постоянно сформированные бригады; их гоняли на строительство плотины и другие работы, на которых можно было занять сразу большое количество людей (так удобнее охранять). Здесь за выработку отвечал бригадир. Он был заинтересован в показателях и не жалел кулаков, а то и лопаты, чтобы выбить из своей бригады «проценты».

В бригадиры подбирались люди с тяжелыми кулаками и эластичной совестью. Чаще всего это были бывшие полицаи. Но и среди них находились разные характеры. Одни считали, что бить работяг следует «по отечески», чтобы они не потеряли трудоспособность: иначе процент занизится. Другие не считались с этим и были по-своему правы: искалеченных доходяг списывали в инвалиды, а на их место давали более крепких из новых этапов. Так происходило естественное обновление бригады.