Владимир Зюськин - Истребители танков

Кругом — тишина. Только снег под ногами хрустит. Местность пошла на спуск — к пойме реки. За ней — высокий берег и лес.

Впереди, слева от нас, в воздух взлетают немецкие ракеты. Прощупывают. Стрельбы нет, но нервы напряжены. Каждую минуту ждешь: вот сейчас полоснут и, может быть, уже не придется подняться. А может, проскочим незаметно?

Тихонько перешли замерзшую речку. Когда передние бойцы почти добрались до высокого берега, кругом стало светло от ракет. Берег ожил, метнув в нас мины. Застрочили автоматы, пулеметы.

Натолкнувшись на стену огня, красноармейцы бросились назад. Слабый весенний лед, местами взорванный, не выдержал. И вот часть бойцов барахтается в ледяной воде. Кое-кто там остался навсегда. Но большинство выбралось, так как стрельба прекратилась.

Мы пересекли лес в обратном направлении и оказались в небольшой деревушке, не занятой немцами. Мигом расставили дозорных и начали по очереди сушиться, сознавая, что долго здесь оставаться нельзя: враг видел, в какую сторону мы отступили и, конечно же, не оставит нас без внимания. Нужно искать проход!

Решили попытаться войти в лес слева: оттуда ракеты не взлетали. Отряд разделили на две части: меньшим числом легче остаться незамеченными. Я со своими однополчанами попал во вторую группу. Если через полчаса после ухода первой немцы не поднимут шум, двинемся и мы.

Сидим, прислушиваемся к каждому шороху. Полчаса прошло — стрельбы не слышно! Пора! До речки добрались благополучно. Вот и лед позади. Осталось преодолеть подъем на берег, а там — спасительный лес. Он подступает к самому берегу, и дорог нет поблизости. Может, потому немцы и не успели протянуть сюда свою «клешню»?

Когда последний боец взбирался на высокий берег, начался минометный обстрел. Мины взрывались поодаль от нас. Видно, немцы били наугад. И мы, на этот раз без потерь, скрылись в лесу. Снег в нем оказался глубоким. Брели, проваливаясь по пояс. К тому же многие не успели просушиться после ночного купания. Но настроение бодрое: прорвались! Неизвестно, сколько нам еще шагать, да и вообще — выйдем ли к своим? Однако опасность отступила, напряжение спало, и проснулся зверский голод. А утолить его нечем. Когда расставались с машинами, больше нагружались патронами да гранатами, поэтому продукты кончились быстро. Где взять еду? Кругом лес и снег. Никаких признаков жизни. Надо бы хоть отдохнуть, развести костры, обсушиться. Только вот дым виден далеко. Еще приведет врага, от которого с таким трудом оторвались. Придется согреваться в движении.

Лес, к нашему счастью, оказался большим. К утру подошли к маленькому заброшенному хутору. В сарае ребята нашли жмых, твердый и круглый — как точило. Этот остаточный продукт переработки подсолнечника, которым кормили свиней, спас нас от голодной смерти. Мы отламывали кусочки жмыха зубами и долго жевали пополам со снегом. Насытиться им было трудно. Но голод обманули. И снова — в путь.

В лесу тихо. Никаких признаков войны. Снежный покров нигде не тронут ногой человека. После свиста пуль, взрывов ощущение такое, будто попали на другую планету. И вдруг вышли на костры. Вокруг каждого — четыре-пять красноармейцев. Как увидели мы своих, завопили хором: ура! Бойцы у костров смотрят на нас удивленно. А мы орем, как сумасшедшие, прыгаем от радости. Один из бойцов у костра крутнул пальцем возле виска:

— Чему радуетесь?

— Как не радоваться! — отвечаем. — Вышли из окружения.

— Лихо! Мы в окружении, — а вы, значит, вышли?! Тут мы сразу, как говорится, спустились с неба на землю, причем занятую врагом.

Начались расспросы. Оказывается, они тоже передвигаются только ночью. Днем отсиживаются в оврагах, стогах. За врагом следят. Оружия у них не густо: карабины, винтовки и несколько гранат, которые берегут, как зеницу ока. Зато с продуктами — получше. Довольно бедная еда, которую они предложили, показалась после жмыха чуть ли не деликатесом.

Повезло нам еще и в том смысле, что группа, на которую вышли, передвигалась не вслепую. Среди них был человек, хорошо знающий эту местность. Он сказал, что сейчас мы находимся неподалеку от города Чугуева, который стоит на большой реке — Северский Донец. Надо думать, там и закрепились наши войска, держа оборону. А лес этот тянется до самой реки.

В составе группы, которая знает, куда идет, передвигаться было веселее. Пробыли мы в пути несколько часов и услышали справа шум моторов: где-то неподалеку шли машины, танки. Зимний лес просматривается далеко. Учитывая это, взяли левее. Идем, напряженно слушая. Похоже, что приближаемся к фронту: стали слышны отдаленные выстрелы.

Лес изменился до неузнаваемости. Деревья побиты, поломаны. Снег почернел. Тут и там видны воронки. Причем по всей площади они распределены равномерно. Значит, не бомбы здесь рвались — «катюши» поработали. Вскоре взрывы снарядов «катюш» возникли правее — там, откуда недавно слышался шум моторов. Представляю, что творится сейчас в стане врага. Однако, как бы нам не протянуть ноги от отечественных снарядов. А потому, прежде чем двигаться дальше, надо засечь позиции наших войск. Для этого рассредоточились. Каждый получил свой сектор наблюдения. И вскоре пришли к единому мнению: наши — по ту сторону речки, на горе.

Гора довольно крутая, лесистая. Если идти к ней по дороге, окажемся под прицелом немцев. Сейчас бы в самый раз напасть на них с тыла, да нет ни одного пулемета, и с боеприпасами худо. Решили дать сигнал своим и уходить к ним по одному, перебежками с небольшими интервалами.

Дошли все, но несколько человек были ранены.

Вот и у своих! Как долго мы ждали этого часа! Нет слов, чтоб выразить радость. Глубину ее поймет лишь тот, кто сам попадал в подобную ситуацию. Целую неделю мы жили на пределе сил. Недоедали, недосыпали. И постоянно решали уравнение с несколькими неизвестными.

Как только зашли в деревню, занятую нашими войсками, ребята отправились добывать пропитание. Я зашел во двор ближайшего дома, и в огороде, за сараями, рухнул на кучу соломы.

Это было утром. А очнулся вечером: растормошили товарищи. Сквозь сон слышу их голоса, чувствую: толкают. А у меня веки будто склеились. И пошевелить не могу ни рукой ни ногой. Наконец открыл глаза и не пойму: где я? Около стоят товарищи. Вечереет. Поодаль все горит. Тут и там лежат убитые лошади, люди, валяются разбитые повозки. Спрашиваю у ребят: «Я сплю? Это во сне?»

Оказалось, что немецкие самолеты разбомбили и расстреляли из самолетов наши войска, растянувшиеся вдоль улицы, в том числе и недавно прибывшую кавалерийскую часть. Вокруг рвались бомбы, а я, словно в бездну, провалился в сон. За последнюю неделю измотался так, что, видно, были израсходованы все жизненные ресурсы, отпущенные мне природой, да еще чуть-чуть сверх положенного.