Елизавета Литвинова - Фрэнсис Бэкон. Его жизнь, научные труды и общественная деятельность

Эти мысли Бэкона рассеяны во всех его философских трудах, но главным образом сосредоточены в «Новом Органоне». Бэкон говорит, что перестраивает заново все здание философии, употребляя в качестве инструмента свой «Органон»: план построения излагает он в книге «О достоинстве и умножении наук». Само же новое здание Бэконовой философии заключается в Instauratio magna. Это сочинение содержит шесть частей: первая часть его – «О достоинстве и умножении наук», вторая – «Новый Органон», третья – «Естественная история». Вполне обработаны только первая часть и первая часть «Нового Органона», в третьей части обработаны десять центурий экспериментальной философии, остальное представляет отрывочные наброски, а многое только обещано. Бэкон сделал что мог, предоставив остальное будущим векам.

Воззрения Бэкона отвечали характеру англичан и были так своевременны, что вызвали ряд преемников, каждый из которых продвинул реальную философию вперед, внеся в нее свой ценный вклад. Последовательными бэконианцами являются Гоббс и Локк. Беркли был последователем Локка, а Юм – последователем Беркли. Бэкон, Гоббс и Локк явились основателями эмпиризма. Бэкон развивался под влиянием реформации, и деятельность его относится главным образом ко времени основания Соединенного королевства при Якове I; Гоббс пережил первое падение Стюартов, республику при Кромвеле и реставрацию при Карле II. «Опыт о человеческом уме» Локка вышел в свет во время английской революции, ровно за сто лет до революции французской. Локк был родоначальником всей французской философии восемнадцатого столетия. Пропагандистом Локка явился Вольтер; он распространял эту философию среди своих современников быстро и легко. В его руках английская философия превратилась в модную французскую, быстро перешедшую в материализм. В Германии влияние Бэкона, Локка и Юма проявилось в философии Канта. Кант серьезно изучал Бэкона. Его критику чистого разума считают созданием немецкой философии, оплодотворенной английскою.

Итак, влияние Бэкона проявилось в различных формах во Франции и в Германии. В Россию оно проникло сначала вместе с французским материализмом, а значительно позднее мы познакомились с последним проявлением бэконизма в сочинениях Джона Стюарта Милля. Таким образом, идеи Бэкона органически связаны с теми воззрениями, которые господствуют у нас и теперь. Изучение Бэкона могло бы многое выяснить в истории и в политике нашего времени. Философия возникла и развилась под влиянием жизни, она слилась с нею и продолжает существовать нераздельно с жизнью во всем цивилизованном мире. Метод Бэкона, конечно, имеет свои недостатки, суждения его о бесплодности силлогизма преувеличены; но теперь для нас важно то, что в его философии заключались зародыши плодотворных идей. Невозможно создать философию, которая могла бы служить для всех веков и народов; ошибка всех предшествующих Бэкону философов заключалась именно в том, что они считали это возможным, Бэкон первым отказался от решения невыполнимой задачи.

Глава VI

Взгляды Бэкона на перечисленные здесь науки являются, разумеется, иногда отсталыми и в настоящее время во многих отношениях кажутся наивными. Наука идет вперед, и человек, не следивший за нею несколько лет, примыкая к ней опять, с трудом ориентируется, встречая так много нового. Со смерти же Бэкона прошло около трехсот лет. Справедливости ради надо сказать, что Бэкон, вследствие особенных условий своей жизни, не мог следить за тем, что совершалось в области наук в его эпоху и не знал многих важных открытий своего времени. Это объясняется тем, что он стоял особняком от мира ученых и многого действительно не мог знать. Сверх того, Бэкон, вообще говоря, отличался большим высокомерием и считал себя единственным пророком новой философии. Он чувствовал свои великие силы и думал, что один может вывести знание на истинный путь. Но великие силы уходили также и на мелкие дела. В общем, ему удалось указать новый путь; но, конечно, если мы будем разбирать взгляды Бэкона так, как будто они возникли в настоящее время, многое не выдержит самой поверхностной критики. В этом нет ничего странного, скорее достойно изумления то, что мы встретим в них нечто имеющее новизну и цену даже в настоящее время; это замечание преимущественно относится к области гуманитарных наук, где Бэкон оказался компетентнее, чем в естествознании, к которому, однако, чувствовал большое влечение.

Однако заслугу Бэкона не следует искать в верности воззрений на какую-нибудь отдельную науку, а тем более – в правильном решении какого-нибудь частного вопроса; он никогда не был тем, что мы в настоящее время называем специалистом.

Мы уже знакомы с общими взглядами Бэкона; посмотрим теперь, как он прилагает их в отношении к отдельным областям знания и наукам. Он различает три рода выражения духовной деятельности человека: чисто эмпирическое изображение действительности – всемирная история, воображаемое – поэзия и рациональное – наука.

Поэзию Бэкон, как и следовало ожидать, не понимает; он говорит, что она в сравнении с историей есть фикция, в сравнении с наукой – мечта; в своей энциклопедии наук он занимается преимущественно историей и наукой. Человеческая душа, по его мнению, от чувственного восприятия переходит к мышлению. Тому же порядку должна следовать энциклопедия, начиная с истории. Так как мир заключает в себе царство природы и человека, всемирная история распадается на естественную и гражданскую… Произведения природы свободны, если их производят только силы природы, и несвободны, если они зависят от обработки, являются результатами индустрии. Бэкон требует создания истории промышленности, которой он не находит между науками, а также настаивает на необходимости истории естественных уродливостей, отделяя ее от истории нормальных явлений.

История человечества распадается на историю церковную и гражданскую в тесном смысле слова. В этой последней области Бэкон не только первый заметил отсутствие истории литературы и искусства, но и начертал план той и другой, который специалистами этого дела считается образцовым; оценили же его как следует и начали с ним сообразовываться лишь весьма недавно.

Бэкон смотрел на литературу, как и на все, с реальной точки зрения. Он заметил ее реальную связь с человеческой жизнью, а потому признавал литературу жизненным нервом человеческого образования, называя ее оком человеческого духа. Он говорил: «Если в истории мира не достает этой части, она походит на статую Полифема с выколотым глазом».