Давид Драгунский - Годы в броне

Спустя много лет мы узнали, как все случилось.

В бою ты был ранен. Санитары еле уложили тебя на носилки и перевязали раны. А враг приближался.

Ты отбросил санитаров, встал на ноги и твердой походкой вошел к обочине дороги, откуда просматривалась лощина.

Во весь свой огромный рост, с перевязанной головой, ты стоял на дороге.

Я очень хорошо представляю себе в ту минуту твое скуластое лицо и глаза, которые от гнева делались стальными. На тебя шли немецкие танки. Они расстреляли тебя в упор.

Ты умер как мужчина и похоронен как солдат.

Если бы у меня был сын, я бы очень хотел, чтобы он во всем был похож на тебя, Паша Жмуров!

И чем больше думаю об этом, тем решительней делаю вывод: прав был Володя Беляков-младший. Ему можно и нужно прочитать и мои письма к его отцу, и эти записки о нашей юности.

Фронтовые дороги

Осенью сорок первого

Сентябрь сорок первого был на исходе. В том году осень на Смоленщину пришла ранняя. Начались заморозки, болота окутывала белая липкая паутина, над лесом кружилась пожелтевшая листва. В окопах и траншеях становилось холодно. Солдаты жались друг к другу, набрасывали на себя помятые шинели, разорванные плащ-накидки. Но и это мало согревало людей.

Позади остались тяжелые дни отступления, изнурительные контратаки, многодневные бои на смоленском направлении. Наша 242-я стрелковая дивизия вот уже свыше двух месяцев оборонялась севернее Ярцево. Врагу так и не удалось выйти на Белый, Ржев, на Вышний Волочек и перерезать железную дорогу Москва - Ленинград.

Июльские и августовские бои измотали обе стороны. Гитлеровцы притихли: мы заставили их прижаться к земле, перейти к обороне.

Нелегко пришлось и нам. Полки понесли большие потери. В ротах насчитывалось по нескольку десятков солдат.

Как я уже упоминал, тяжело раненного командира дивизии генерала Кирилла Алексеевича Коваленко отправили в тыл. Участь его разделил и комиссар дивизии Кабичкин. Был убит начальник артиллерии дивизии полковник Козлов. Выбыла из строя большая часть командиров рот... И все же враг, рвавшийся на север, был остановлен.

Наступило затишье. Шла обычная перестрелка. Обе стороны обменивались снарядами-"гостинцами". Время от времени гитлеровцы обрушивали на наши позиции шквальный огонь. Мы также не оставались в долгу - огрызались пулеметным и артиллерийским огнем. В сводках Совинформбюро об этих действиях сообщалось: "На смоленском направлении идут бои местного значения".

Создавшуюся оперативную паузу мы использовали для того, чтобы уйти глубоко в землю, день и ночь продолжали совершенствовать свою оборону.

Теперь, когда я оказался в должности начальника штаба стрелковой дивизии, сама жизнь заставила меня, танкиста, заниматься сугубо пехотными делами: организовывать противотанковый огонь, нарезать отсечные позиции, определять линию боевого охранения и т. п. Причем во многих вопросах работы штабного механизма я не был достаточно сведущ.

Исполнявший обязанности командира дивизии В. С. Глебов, основной виновник моего перевода в пехоту, не упускал случая шутливо подчеркнуть, что считает меня прирожденным пехотинцем. На что я неизменно отвечал, что все равно, рано или поздно, переметнусь к танкистам.

* * *

Огромная ответственность лежала на всех нас. Нашей потрепанной в боях, ослабевшей дивизии предстояло оборонять полосу шириной свыше двадцати километров - фронт немаленький! Положение усугублялось еще и тем, что наша 30-я армия не располагала резервами: не имела вторых эшелонов, танков.

Все свои силы и средства мы сосредоточили на главном танкоопасном направлении - на дорогах, идущих из Ярцево на Духовщину и Белый.

Во второй половине сентября на нашем участке фронта началось усиленное передвижение противника. Подходили его танковые части, подтягивались к фронту артиллерия и минометы, усилила активность вражеская разведывательная авиация, поэтому над нами ежедневно парила проклятая "рама" "Фокке-Вульф-189".

Как-то под вечер меня вызвал к себе Глебов.

- Только что я разговаривал по телефону с командармом, - начал он. Судя по всему, фашисты что-то замышляют. Необходимо срочно выехать на правый фланг армии для ознакомления с обстановкой и уточнения вопросов взаимодействия с 248-й дивизией по отражению возможного наступления гитлеровцев. Утром жду вас обратно.

К ночи я добрался до командного пункта правофланговой дивизии. Лесная тропа привела к блиндажу комдива, где меня встретил его адъютант. Спустившись по мокрым после прошедшего дождя ступенькам, мы вошли в блиндаж. За столом, низко склонившись над картой, сидел мой бывший преподаватель по академии генерал Кароль Сверчевский. Он почти не изменился, только резче обозначились морщины у глаз.

От неожиданной встречи я буквально оторопел. Видя мою растерянность, генерал Сверчевский подошел ко мне, протянул руку и, приветливо улыбаясь, сказал:

- Рад вас видеть, капитан, живым и здоровым. Рассказывайте, как воюете, какими судьбами к нам.

Есть люди, встречи с которыми оставляют в душе неизгладимый след и остаются в памяти на всю жизнь. Именно к таким людям относился генерал Кароль Сверчевский.

Я познакомился с ним в начале 1939 года в академии имени Фрунзе, когда он был назначен старшим преподавателем нашей 4-й учебной группы. Кароль Сверчевский только что прибыл из Испании, где добровольцем сражался с фашистами, командуя 14-й Интернациональной бригадой, а потом дивизией. Вскоре мы узнали, что легендарный герой республиканской Испании генерал Вальтер и Кароль Сверчевский - одно и то же лицо.

Под руководством Сверчевского мы занимались в классах и лабораториях, выезжали в лагеря, овладевали искусством ведения боя. И чем ближе мы, молодые командиры, узнавали своего наставника, тем больше восхищались этим замечательным человеком, интернационалистом, посвятившим всего себя борьбе за идеалы коммунизма.

Поздно ночью я покидал командный пункт генерала Сверчевского. Прощаясь со мной, он сказал:

- Я знаю, что до победы еще далеко. Но мы встретимся, обязательно встретимся!

И, медленно закуривая папиросу, после небольшой паузы добавил:

- Встретимся на земле поверженного нами фашизма. Кароль Сверчевский не ошибся. 8 мая 1945 года на Эльбе, недалеко от Дрездена, состоялась встреча 55-й гвардейской танковой бригады, которой я командовал, с войсками 2-й Польской армии генерала Кароля (Вальтера) Сверчевского.

..Немцы упорно готовились к наступлению и, судя по-всему, в недалеком будущем.

Где? В составе какой группировки? Когда? На эти вопросы могли ответить пленные. Два дня мы готовили поисковую группу для захвата "языка". Отобрали самых отчаянных смельчаков и в ночь на 24 сентября, когда ливень хлестал как из ведра, мы бросили в этот кромешный ад разведывательный отряд.