Лев Славин - За нашу и вашу свободу: Повесть о Ярославе Домбровском

Генерал с секунду изучающе смотрел на него. Потом повернулся к адъютанту и, указав кивком головы на Столбикова, сказал:

— Убрать это дерьмо в тыл!

Ярослав издали наблюдал, как Столбиков взобрался на повозку с ранеными и укатил туда, где ядра не падают. Больше он его не видел.

Вся весна и лето прошли в непрерывных боях. Русские планомерно выжимали отряды имама Шамиля из Черкесии. Мягкая зима не остановила военных действий. В следующем году войска князя Барятинского подошли к реке Белой и основали здесь новую кордонную линию укреплений, в центре которой заложили город Майкоп.

Домбровский был произведен в подпоручики и награжден орденом Станислава 3-й степени. Не только Небольсин (он был к этому времени уже подполковником), но и в штабе дивизии оценили военные дарования Домбровского и его блестящую храбрость. Поражали его хладнокровие и выдержка.

— Домбровский опрокидывает установившееся мнение о вспыльчивости поляков, — говорил в своей компании Небольсин.

— Нет ли в нем голландской крови? — высказывал предположение вновь прибывший поручик Бровцев. — Они ведь известные флегматики.

— Ты не видел его в бою, — возражал Гедройц.

— Братцы, я знаю, на кого похож был Ярослав, — заявлял поручик Пересветов.

Они сидели в палатке при свечах и играли в банчок.

— На кого? — заинтересовались друзья.

— На штатгальтера Нидерландов Вильгельма Оранского, — важно заявил Пересветов, самый образованный из всей компании, — того самого, которого прозвали Молчаливым…

— Да, ваш поляк не из разговорчивых, — заметил Бровцев.

— …И такой же у него, как и у Вильгельма, огненный темперамент, — закончил Пересветов. — В нем храбрость двух народов. От русских он взял спокойствие, а от поляков — отчаянность.

Бровцев проигрывал и был в дурном настроении. Он проворчал:

— Вечно за книгами. Компании чурается. Польская фанаберия!

Прапорщик Гедройц сказал холодно:

— Тот, кому не нравится Домбровский, будет иметь дело со мной.

Небольсин поднял голову от карт:

— Душа моя, не задирайся.

А Бровцев поспешил сказать:

— Да нет, князь, вы меня не поняли, я ничего против него не имею. Но просто странно: всегда за книгами.

— А ничего странного, поручик, — сказал Небольсин. — Домбровский готовится в Академию генерального штаба.

— А что, господа, — предложил Пересветов, — не послать ли нам за Домбровский? Пусть развлечется немного. Соорудим глинтвейн. Князь нам споет под гитару. Завтра тяжелый день. Повеселимся напоследок.

Все на него закричали:

— Ну-ну, не каркай!

— Тьфу, тьфу, чур меня!

— Стыдно, поручик! При новичке! А еще старый кавказец.

Когда вестовой пришел за Домбровский, тот нехотя оторвался от книг. Он действительно использовал каждую свободную минуту для занятий. В проспекте, который Ярослав выписал из Санкт-Петербурга, значилось:

«Для поступления в академию должно выдержать строгое испытание в русском, немецком или французском языках, в арифметике, алгебре, планиметрии, стереометрии, прямолинейной тригонометрии, в начальных основаниях артиллерии, в учениях: батальонном, стрелковом, эскадронном и линейном, в рассыпном строе и форпостной службе, во всеобщей истории до XVI столетия в главных ее эпохах, в особенности относительно России; в истории новейших времен, в особенности европейских государств, в географии всеобщей и в особенности государства Российского и соседственных с ним держав. Сверх того, требуется ясное понятие о ситуациальных планах и топографических картах».

Далее было сказано, что «соревнующиеся должны представить от начальников своих дивизий аттестаты о хорошей нравственности своей, отличном поведении и усердном исполнении всех обязанностей по службе».

Домбровский вздохнул, отложил учебник французского языка. Он считал неудобным отказываться от приглашения. Смахнул пыль с сапог и, глядя в осколок зеркала, причесался, подкрутил стрелы своих лихо закрученных мушкетерских усов. В этой страшной обстановке ожесточенных боев, малярии, жизни в грязных сырых землянках Ярослав сохранял на удивление опрятный, молодцеватый, свежий вид. Пуще всего он боялся опуститься нравственно и физически, чему вокруг себя он видел немало примеров. Он был подтянут душевно и телесно, на лице его, всегда чисто выбритом, лежало выражение решительности и отваги.

Когда Ярослав пришел в палатку к Небольсину, веселье было в полном разгаре. Однако посреди игры Небольсина вызвали к генералу. Вскоре он вернулся, озабоченный и возбужденный.

— Отставить карты, — сказал он. — Пересветов, вари глинтвейн.

— Что за праздник?

— Не праздник, а проводы.

— Да что ты все загадками! — вскричал Бровцев. — Не томи!

Небольсин обвел офицеров значительным взглядом и сказал торжественно:

— Разделяемся надвое. Одна армия остается здесь и будет действовать на западе. Другая — на восток, к Чечне.

— Ну, а мы-то, мы? — нетерпеливо кричали офицеры.

— Проводы мне, — сказал Небольсин. — Меня на восток. А вы остаетесь на западе, здесь.

Поднялись крики:

— Вот так так!

— Здесь все же ближе к России!

— Но главное там! Там Шамиль!

— А здесь — Мухаммед-Эмин!

Один Домбровский молчал. Он хорошо знал Небольсина и видел, что тот сказал еще не все.

Он подошел к подполковнику, положил руку ему на плечо и спросил спокойно:

— А я?

Небольсин восхищенно улыбнулся: нет, от проницательности этого молодого офицера ничего не ускользает. А ведь он готовил ему сюрприз. Придется раскрыть его.

— Жаль мне с вами расставаться, друзья, — сказал подполковник со вздохом. — Да вы ведь знаете нашего Евдокимова: возражений не терпит. Уж он меня отпустил, вдруг возвращает. «А где, — говорит, — тот молоденький прапорщик, что в Адагумской долине придумал противу устава вооружить пехоту для отбития конной атаки двумя ружьями? Жив ли?» — «А как же, ваше превосходительство, говорю, подпоручик Домбровский после ранения вернулся в строй, ныне в полном здравии». — «Распорядись, — говорит, — о включении его в мои войска». Так-то, душа моя, Ярослав…

Глава 11

Война кончается

Вся боевая практика, которую Домбровский приобрел на черкесском фронте, показалась детской игрой по сравнению с трудностями Восточного похода. Он проделал с ожесточенными боями весь путь от Лабинских укреплений через Кабарду, Сванетию, Осетию до Чечни и далее до Дагестана. После боя, после каждого завоеванного куска земли войска останавливались и возводили долговременные укрепления. В названиях этих фортов отразились чудовищные тяготы чеченского похода: Внезапная, Бурная, Злобный окоп. На лодках, на плотах, а то и просто на бревне Ярослав переправлялся в Дагестане через стремительные горные реки — Андийское Койсу, Аварское Койсу. Связавшись веревками, Домбровский и его солдаты взбирались на крутые вершины и там с топорами в руках пробивались сквозь густые буковые леса.