Хелльмут Дамс - Франсиско Франко

Широко распространено мнение, что с приходом Франко победу одержала традиционалистская Испания, Испания епископов, владельцев латифундий, финансовых магнатов и промышленных олигархов. Такая точка зрения не выдерживает критики по отдельным позициям. Непосредственно после окончания гражданской войны мощные силы внутри национального лагеря, и в первую очередь «camisas viejas», были настроены революционно. Они требовали проведения земельной реформы за счет землевладельцев, обобществления едва ли не всех отраслей промышленности и оптовой торговли, введения строгого контроля кредитной системы и банков, создания объединенных профсоюзов и принятия прогрессивных социальных законов.

В 1939 году Франко не мог и не хотел пойти столь далеко, несмотря на то, что в беседе с итальянским послом решительно высказался против возврата к прежнему положению дел. Положение внутри страны и вторая мировая война требовали от мадридского режима чрезвычайной осторожности при осуществлении любых шагов. Поскольку каудильо назначил Национальный совет из представителей Фаланги, он имел возможность сдерживать их нетерпение. В этой связи в его политике уже не в первый раз наметилась своеобразная перемена.

По указанию Франко Фаланга сформировала профсоюзную организацию, которая объединила рабочих и предпринимателей и принесла некоторое облегчение в социальной сфере; он также способствовал созданию организации «Section femenina» («Женская секция»), которая применительно к испанским условиям считалась прогрессивной. Однако с другой стороны, к глубокому огорчению старофалангистов и настроенного радикально-реформистски Кеипо де Льяно, глава государства вернул латифундистам большую часть конфискованных земель и лишь остаток этих угодий предназначил для заселения мелким крестьянством.

Такая политика, которая учитывала притязания различных сторон, именно ввиду своей компромисности не могла полностью удовлетворить ни одну из групп и постоянно таила в себе риск испортить отношения со всеми. В середине августа 1939 года такая опасность достигла крайне опасной точки. В то время Фаланга, несмотря на свою приверженность католицизму, которому были чужды примитивно-материалистические учения фашизма и национал-социализма, была в восторге от Муссолини и Гитлера.

ИТФ считала себя обязанной обоим диктаторам, причем имелся в виду не только антикоминтерновский пакт. Вначале режим Франко присоединился к пакту тайно, а теперь обязательства Испании по нему были признаны официально; для Фаланги важен был «образец» внешне удавшегося блестящего «обновления» итальянского и немецкого народа.

Пребывание в эйфории не способствовало работе правительственного кабинета. Министр иностранных дел, англофил граф Хордана, возражал против договора о дружбе с Германией (тем не менее заключенного), а Серрано Суньер, в тот период настроенный профашистски, выступал за тесную связь Испании с осью Берлин — Рим. Однако испытывать взаимное терпение не пришлось, и не только потому, что Хордана уступил свой пост полковнику Хуану Бейгбедеру.

Гитлер поверг Испанию в сильнейший шок, достигнув 23 августа 1939 года соглашения со Сталиным. Германский диктатор не счел нужным выполнять свои неоднократно принимаемые обязательства, согласно которым подобному шагу должны были предшествовать консультации. Мадрид был разгневан так же, как Рим и Токио, а возможно, еще в большей степени. Ибо испанские национальные силы, только что завершившие свой cruzada[36], весьма серьезно относились к внезапно отвергнутой идее солидарности в борьбе с большевиками.

После заключения пакта со Сталиным Гитлера ничто больше не удерживало от развязывания войны. В Мадриде с тревогой ожидали этого момента. Но если уж катастрофе суждено разразиться, то испанский народ вновь затянет потуже поясок, так как даже в обозримом будущем не приходится ожидать нормализации политического, социального и экономического положения в стране.

Франко снова провозгласил «жесткий нейтралитет» страны. На этот раз он показался западным державам правдоподобным, поскольку Германия и Италия больше не имели войск на испанской земле. В марте Хордана также подписал с Португалией — старейшим союзником Англии — договор о дружбе и ненападении, который исключал всякую агрессию сторонних сил на территории государств-сигнатариев[37].

Но заверения в нейтралитете не помогли. В Лондоне и Париже не хотели верить, что между Испанией и странами, входящими в ось, не существует договоров, которые обязывали бы режим Франко к решительным действиям. Прогерманская пропаганда Испании, которая велась по указанию Серрано, казалось, оправдывала недоверие запада. В действительности каудильо предоставил своему зятю полную свободу действий, поскольку после первых блиц-побед Гитлера было необходимо поддерживать с Берлином дружественные отношения.

Когда вскоре в ходе западной кампании Германия также одержала решающую победу, а Италия вступила в военные действия и отказалась от прежнего статуса невоюющей державы, для Франко настал подходящий момент со своей стороны позаимствовать эту формулу. Вслед за этим, 14 июня 1940 года, он отдал распоряжение именем султана ввести испанские войска в международную зону Танжера[38].

Так Франко сумел продемонстрировать претензии Испании на свою долю при территориальном переделе Африки после надвигающейся катастрофы для Франции. А поскольку победа Германии означала тяжелое поражение Англии, каудильо воинственным заявлением («Два миллиона солдат стоят наготове… чтобы выковать империю».), возвестил, кроме того, и о притязаниях на Гибралтар{52}.

Тем временем маршал Петэн обратился к главе государства с просьбой о содействии в установлении перемирия. Несколько дней спустя военные действия на континенте были прекращены. Моторизованные подразделения германского вермахта вышли к пиренейской границе под Ируном. Политика Мадрида впервые, казалось, оправдывала себя. Серрано Суньер пользовался авторитетом как удачливый государственный деятель, а англофилу Бейгбедеру, как в свое время Хордане, прочили скорый конец карьеры.

Однако Франко, который не верил в удачу и никогда не двигался по единственному имеющемуся пути, каким бы многообещающим он ни был, а всегда предпочитал иметь в запасе и второй путь, крепко держался за Серрано и Бейгбедера. Пусть один из них поглядит, что можно извлечь для Испании из победы Германии, а задача второго — не стесняясь ухудшения отношений с Англией, заполучить канадские корабли с пшеницей, которая поможет справиться с ожидающимся неурожаем.