Эдуард Буйновский - Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов

Период учебы в Ростове был для меня знаменателен и еще одним событием — вступлением в ряды КПСС, кстати, первым в нашем слушательском отделении. Здесь я — сын своего отца, выпускника Московского военно-политического училища имени Ленина, кадрового политработника, воспитанного на основах марксизма-ленинизма и насквозь пропитанного идеями этого учения. Надо отдать должное моему отцу — он никогда не отказывался от этих идей и не предавал их. Правда, уже в последние годы жизни отец стал несколько критически оценивать действия наших идейных вождей — отцов перестройки, но все равно он их пытался оправдать и защитить. Еще в семи-восьмилетнем возрасте я был принят в пионеры (этот торжественный ритуал проходил в траурном зале Музея В. И. Ленина в Москве), а в 14 лет, как и положено, вступил в ряды комсомола. Поэтому, когда мне исполнилось восемнадцать, я, не задумываясь, подал заявление в факультетскую парторганизацию с просьбой принять меня кандидатом в члены КПСС. Как же я готовился к этому событию! До сих пор помню почти все 18 пунктов обязанностей члена партии, был в курсе всех международных событий, знал биографии всех членов Президиума ЦК КПСС, мог назвать имена всех лидеров международного коммунистического движения, почти прекратил все связи, которые могли бы опорочить моральный облик будущего молодого коммуниста, подтянулся с учебой. На собрание шел одухотворенный, физически и морально готовый вступить хоть сейчас в бой за наше правое дело. Первое мое разочарование наступило сразу же, как только я переступил порог аудитории, где собрались мои будущие товарищи по партии — преподаватели факультета, офицеры, — слушатели нашего курса. Аудитория маленькая, опоздавшим сидячих мест не хватало. За последним столом разместился один из наших преподавателей (молодой, симпатичный подполковник, который частенько вместе с нами лихо отплясывал на вечерах отдыха), который обложился тетрадями и приготовился заняться их проверкой. На традиционный вопрос: кого в президиум собрания? — один из опоздавших назвал фамилию этого подполковника. Проголосовали, подполковник со своими тетрадками ушел в президиум, а ретивый опоздавший на законных основаниях занял его место. Ну занял и занял, что здесь такого, если бы не бурная реакция на это перемещение со стороны этого преподавателя. Я, дрожащий, стоял рядом и слышал, как он ругал последними словами своего обидчика. Я был поражен до глубины души! Как же так — собираются идейные борцы, единоверцы, должны говорить о чем-то благородном, возвышенном (о мировой революции, например), а здесь — оскорбления, мат, угрозы. Это была маленькая трещинка, червоточинка в моих дальнейших многолетних отношениях с партией. Но это было потом. А пока меня, идейно напичканного, приняли в кандидаты. Проходит год кандидатского стажа. Зимняя сессия. Я получаю свою первую «тройку» по какому-то предмету. Терзает мысль: имею ли я моральное и этическое право вступать в партию с «тройкой» в зачетной книжке. Моя будущая партийная совесть подсказала — нет! И я подал заявление с просьбой о продлении моего кандидатского стажа еще на полгода. По-моему, даже мой отец не ожидал от меня такого самопожертвования. А на собрании, где рассматривалось мое заявление, меня приняли за какого-то ненормального, но стаж все же продлили (от греха подальше). Через полгода я уже почти автоматом стал членом нашей родной Коммунистической партии, в которой и пробыл около 35 лет, до момента ее расформирования. Все эти годы я был добросовестным, активным коммунистом, регулярно платил членские взносы, неоднократно избирался секретарем парторганизации, но случай с этим подполковником не выходил у меня из головы, он постоянно определял, регулировал мое отношение как к самой партии, так и к поступкам и действиям ее лидеров и функционеров различных уровней. Сегодня я бы уж точно не просил продлить мой кандидатский стаж, да и хорошо бы подумал, стоит ли вообще вступать в такую партию. Вот так жизненные реалии и время превратили восторженного юного ленинца в разочарованного критикана.

Ну что ж, годы учебы подходят к концу. Волнующая весна 1958 года — предварительное распределение по будущим местам службы, вызовы в отдел кадров для уточнения отдельных деталей биографии, поездки по ателье Ростова и близлежащих городов, где нам по индивидуальным заказам шьют офицерскую форму, свободное расписание занятий — идет подготовка дипломных проектов — все это волнует, возбуждает, настраивает на какой-то праздничный лад. И вот все треволнения позади — и мы все замерли в ожидании приказа министра о присвоении нам высокого лейтенантского звания. И вот где-то в конце августа такой приказ пришел! Помню, это были будни и тем не менее все дружно (и я в том числе!) отправились через забор в город, в ближайший ресторан. Мне даже кажется, начальство об этом нашем действии знало, но решило закрыть на это глаза и правильно поступило — кто бы смог удержать эту молодую, ревущую массу, жаждущую ворваться в ресторан не как какой-то там курсантишко, а как офицер с полным карманом денег. Но самое интересное, что практически все рестораны на Садовой нас уже ждали! По-моему, приказ о присвоении нам званий дошел вначале до общепита Ростова, а потом уже до училища. Так оно, наверное, и было. Ростов есть Ростов! Дальше — торжественный момент получения лейтенантских погон, напутствия отцов-командиров, получение предписаний о прибытии на свое первое место службы. Слушателей, точнее уже лейтенантов! — нашего отделения разбросали практически по всей стране, где стояли ракетные части. А мы с Толей Батюней отправились в Москву для получения направления к нашему другу генералу Григорьеву. Как-то он нас примет и что нас ждет впереди — с этими мыслями и чемоданами, набитыми офицерской амуницией, я сел в поезд Ростов — Москва.

Наш адрес — Москва-400

Июль 1959 года… На бетонке вдоль монтажно-испытательного корпуса второй площадки полигона Тюра-Там выстроилась войсковая часть полковника Михеева, только что произведшая успешный запуск межконтинентальной ракеты, принятой на вооружение нашей армии. Главный маршал артиллерии Неделин перед строем благодарит всех за успешную работу. Это — первая боевая часть вновь создаваемых Ракетных войск стратегического назначения. В ее строю — два начальника расчета — лейтенанты Буйновский и Батюня.

Месяц отпуска после окончания училища пролетел незаметно и как во сне. Первые дни пребывания дома я не отходил от зеркала — любовался собой в лейтенантской форме. И это понятно, ведь я долгих семь лет ждал этого звездного часа! Потом выслушивал вполне заслуженные и в то же время искренние комплименты в свой адрес со стороны моих близких — сестры и родителей. Естественно, что мы все приходили к единому мнению — форма мне очень даже к лицу, я в ней просто неотразим! Далее я решил проверить эти вновь приобретенные качества на своих подружках, которых — увы! — за время моего четырехлетнего отсутствия осталось не так уж и много. Оставшиеся верными мне подруги подтверждали мнение моих близких и при этом как-то так невзначай, ненавязчиво начинали туманные разговоры о том, что вот я уже и офицер, вполне самостоятельный мужчина, которому недостает лишь прелестной верной спутницы по трудным армейским дорогам. Кстати, эта тема стала злободневной и в кругу друзей нашего семейства, особенно среди тех, где, по их мнению, имелась достойная кандидатка на эту почетную должность. Но я был тверд, как скала, и ни на какие происки не поддавался. Я так думаю, что у меня в те времена был период активного самолюбования и мне не нужны были свидетели, а тем более участники этого приятного процесса. Пожалуй, я только не спал в форме и где-то к концу отпуска уже поднадоел сам себе. К концу сентября в Москву прибывает еще один лейтенант — Анатолий Батюня. Быстренько пробежав по нашим постоянным «точкам», а это в основном танцзал ЦЦСА, мы стали готовиться к визиту в Главное управление кадров Минобороны, где нам должны дать предписания для прохождения дальнейшей службы.