Эдуард Буйновский - Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов

Спорт — вторая после самодеятельности сфера приложения нашей молодой, кипучей энергии. Бокс, гимнастика, тяжелая и легкая атлетика, борьба — почти каждый из нас занимался в какой-либо секции. Ну а футбольные баталии между факультетами всегда были предметом жарких споров и даже стычек между наиболее ярыми болельщиками. Я выступал за факультетскую футбольную команду и продолжал заниматься своей любимой гимнастикой. Схема почти московская — три раза в неделю, кстати, включая субботу, я с группой таких же энтузиастов вечером, после самоподготовки, собственным ходом, по увольнительной записке отправлялся в спортзал окружного Дома офицеров. Тренировался много, с желанием, отдавая предпочтение тренировкам в ущерб субботним и воскресным свиданиям, дружеским вечеринкам и вечерам отдыха. Мне нравился сам процесс тренировки и все, что с этим связано, — возможность три раза в неделю прокатиться на трамвае по городу, общение с новыми людьми — тренерами, товарищами по команде. В эти времена я уже повадился летом в каникулы загорать на берегу Черного моря. Там уж есть где и кому продемонстрировать результаты моих упорных тренировок в спортзале. Чуть не заделался «моржом». Целый год упорно каждое утро зимой и летом принимал холодный душ с последующим обтиранием. Прекрасная зарядка бодрости на весь день! А зимой договорился с ребятами в очередное увольнение искупаться в проруби Дона. Но что-то не решился. Помню, в феврале, в день моего рождения родители прислали телеграмму: «Поздравляем с днем рождения. Умоляем не купаться в Дону». Я, как послушный сын, выполнил их просьбу.

Учеба, самодеятельность, спорт — на то уходило практически все наше время. Но сказать при этом, что мы не бегали на свидания, не влюблялись, не совершали ради любимых «самоволки», не страдали и не ревновали, не ссорились и не мирились, — это значит серьезно погрешить против истины! Никто, конечно, не поверит, что у восемнадцати-двадцатилетнего парня, да еще не где-нибудь, а в Ростове, не было юношеских увлечений, страстной, а может, и трагической безответной любви, томных свиданий и интимных прогулок по набережным Дона. Конечно, все это было! И этому способствовала сама ростовская атмосфера, его особая аура. Ведь Ростов особый город: красивый, очень зеленый, с крутыми спусками к Дону, с темпераментными, по-южному веселыми и любвеобильными жителями. Господи! Что творится в городе в весенние майские дни, когда цветет акация и сводит с ума дурманящий аромат сирени, а воздух прямо-таки пропитан любовью. Какая там весенняя экзаменационная сессия, какие там тренировки, какие там «Ноченьки» Даргомыжского, когда ты с огромным нетерпением ждешь увольнения, чтобы послушать соловушку с какой-нибудь казачкой где-нибудь или в тенистой аллее парка на Садовой, или на берегу Дона. Большинство моих коллег-однокурсников, как правило, не дожидались субботы с воскресеньем, а бегали на свидания тайком, через забор (по уставу это действо называется самовольной отлучкой). Конечно же в дурманящие майские дни количество таких самовольных отлучек резко возрастало. К слову сказать, за все время учебы я очень редко пользовался возможностью попасть в город не через проходную, а через забор. Это не значит, что в мае я переставал дышать или меня никто не ждал за забором училища. Наверное, высокое чувство ответственности и воинского долга удерживали меня от этого проступка. А может, просто боялся. Уже не помню. И тем не менее за законное время, отведенное мне увольнительной запиской, я успевал ускоренными темпами наверстать упущенное и догнать (а то и перегнать) своих ретивых однокурсников. В городе, где есть университет и около десятка институтов, сделать это было нетрудно.

Южный город Ростов испокон веков славился двумя вещами: красивыми женщинами и нездоровой, как сейчас принято говорить, криминогенной обстановкой (более просто — полно жулья, аферистов и хулиганья). По первому критерию достаточно пройтись летним вечерком по центральному проспекту — Садовой (помните: «Улица Садовая, скамеечка кленовая, Ростов-город, Ростов-Дон») и не надо никаких комментариев — одна другой краше. Выбирай любую! По второму критерию достаточно попасть в поезд, который следовал на южное побережье через Ростов: «Граждане пассажиры! Наш поезд прибывает на станцию Ростов. Стоянка — 20 минут. Просьба закрыть все окна, от своего вагона далеко не отходить, беречь кошельки и сумки». Такая уж реклама была у нашего города, особенно в послевоенные годы. Вот уж действительно: Одесса-мама, Ростов-папа!

В нашем слушательском отделении нас собралось человек тридцать, в основном воспитанники подготовительных и суворовских училищ, один даже из нахимовского училища, а также выпускники гражданских школ Москвы, Ростова и других городов. Компания довольно-таки разношерстная. Как-то практически по инерции после МАПУ меня назначают командиром отделения, присвоив звание «сержант». Это, я вам скажу, не МАПУ с его сознательной, образцово-показательной дисциплиной. Управлять коллективом в 30 слушателей оказалось куда сложнее, чем сотней воспитанников! На первых порах, пока народ присматривался, да и жили мы в одной общей казарме, куда хоть изредка заглядывал начальник курса или курсовой офицер, еще куда ни шло, можно было потренировать командирские навыки и отработать командирский голос. Сложнее стало на последних курсах, когда наше отделение занимало несколько комнат в офицерском общежитии. Мне, например, с огромным трудом удавалось разбудить по команде «Подъем!» мирно спавших по своим комнатам коллег, уговорить их встать, одеться (почти круглый год — брюки, сапоги, голый торс), спуститься с четвертого этажа, построиться и после легкой пробежки выполнить обязательный комплекс утренней зарядки. А вечером нужно было уговорить их (именно попросить, уговорить, ибо приказной тон не воспринимался тонкими натурами моих однокурсников) опять же спуститься вниз и строем, с песнями сделать пару кругов вокруг общежития. По уставу это вечерняя прогулка перед отбоем. Конечно, ребята уже взрослые, самостоятельные (один из нас — Толя Зарицкий успел даже жениться на третьем курсе), рядом — такие же «студенты» — офицеры, попробуй совладай с ними такой же слушатель, но с сержантскими лычками. Это сложно, несмотря на мое рвение и энтузиазм. Да здесь еще отцы-командиры иногда такое придумают, что хоть стой, хоть падай. Взять ту же баню (любимая тема!). В Москве — это марш победителей, в Ростове — дорога на Голгофу. В период нашей учебы в Ростове тогдашний министр обороны (кажется, Малиновский) издал приказ, по которому все передвижения личного состава в строю должны проводиться только строевым шагом (это когда ты задираешь прямую ногу на полметра, а потом с грохотом опускаешь ее на землю). И вот представьте картину, когда взвод из тридцати слушателей идет в баню. Это вам не триумфальное шествие воспитанников МАПУ под барабанный бой. Это нудная пятикилометровая дистанция по улицам и бульварам города, причем половина этого пути — дорога в горку. И никаких тебе оркестров и барабанов. Вот этот маршрут нужно было преодолеть строем и только строевым шагом! Независимо от времени года, холода или жары в баню мы приходили вспотевшие, усталые и злые. Конечно, при всем мрем командирском усердии мне такая задача была явно не по силам, тем более что жаждущие попасть в баню с других факультетов преодолевали эту же дистанцию значительно более комфортно — на трамвае. Здесь уже рвение выполнить приказ министра проявлял наш начальник курса подполковник Волков, Герой Советского Союза. Под его суровым взором мы отрабатывали строевые приемы и туда, и обратно. Немного не повезло нам в этом отношении с командиром, хотя немножко было и приятно, что дубасим асфальт ростовских улиц под командой Героя всего Советского Союза. Сами бани почти в центре города, на Ворошиловском проспекте. Со временем, когда этот, мягко говоря, непопулярный приказ как-то сам собой забылся, процесс посещения центра города, а заодно и городских бань, был куда более приятен. Таковы уж наши войсковые будни: один и тот же параграф устава в одном случае — радость, в другом — мука.