Евгений Сапиро - Трактат об удаче (воспоминания и размышления)

Именно в это время наши «первенцы», будущие инженеры-экономисты, одолели общеобразовательные дисциплины и вплотную подошли к экономическим спецкурсам. Самыми емкими из них были «экономика» и «организация и планирование производства». Экономику дали Ю. К. Перскому. Самый большой курс «организации и планирования», который надо было читать на протяжении четырех семестров, был предложен мне. Но, прежде чем читать, его надо было подготовить! Сопротивлялся я, как мог: убеждал, что такой курс должен читать заведующий кафедрой, просил отсрочку для завершения докторской…

«Факир был пьян – фокус не удался»: с начала следующего семестра я начал читать спецкурс для моих «крестников», которых еще недавно принимал на первый курс…

Одновременно готовить и читать новый объемный курс – колоссальная нагрузка для любого преподавателя. Но уже после двух-трех занятий я об этом забыл. С самого начала между преподавателем и студентами установилась атмосфера взаимного доверия. Я выкладывался, как мог. И ребята (а, правильнее, девчата, которых было большинство), видимо, это чувствовали: слушали более чем внимательно, реагировали на малейшие «хохмы», «по делу» задавали вопросы…

Такие отношения продолжались все четыре семестра нашей совместной работы.

Не подводили своего лектора мои «ЭМПэшники» и на экзаменах, хотя экзаменатором я всегда был требовательным…

Несмотря ни на что, я много работал с предприятиями, много писал, публикуясь в центральных журналах. В 1971 году Николай Григорьевич Веселов, сменивший покойного А. С. Осинцева на посту председателя докторского Ученого совета в УПИ, был на конференции в Перми. После моего выступления он поинтересовался: как дела с докторской? Я показал ему развернутый план, пачку столичных публикаций. Он внимательно все посмотрел и вынес вердикт: задел отличный, не теряй времени – доводи до конца и приходи к нам на защиту.

Не тут-то было! Далеко не сразу до меня стало доходить, что ректор не имеет особого желания видеть доктора наук Сапиро в своих рядах. На моем заявлении о предоставлении краткого отпуска для завершения докторской диссертации проректор Михаил Дьячков написал резолюцию, смысл которой был эквивалентен выражению «пошел вон». Дьячков особой самостоятельностью не злоупотреблял. Ежу было понятно, что решение санкционировано ректором Михаилом Дедюкиным.

Игорь Кручинин, заведующий только что образованной в ПГУ кафедры «экономической кибернетики», узнав в 1972 году о моих проблемах, пригласил к себе. Я отказался. Не хотелось все начинать с начала. А в политехе я был неформальным лидером среди своих коллег по кафедре, преуспевал в научной работе, имел высокий авторитет среди студентов. Дважды, когда заведующие А. Трегубов и Ф. Томилов уходили в полугодовой отпуск писать диссертации, обязанности заведующего кафедрой официально выполнял я.

Понадобился еще год, чтобы окончательно убедиться: в политехническом мне дальнейшего хода нет.

Новый учебный 1973/74 год я встретил доцентом кафедры экономической кибернетики Пермского госуниверситета. Хотя по прямой университет расположен западнее политехнического не более чем в четырех километрах, акклиматизация на новом месте далась мне нелегко и потребовала года два. Но об этом разговор отдельный (см. раздел «Know how»).

Весной 1976 года я на университетском Ученом совете без черных «шаров» защитил докторскую диссертацию. В мае 1977 года пришла заветная открытка из ВАК[12]: «Утвержден».

Приходите к доценту Сапиро на экзамен. Если и не сдадите, то хоть повеселитесь! (Пермский политехнический институт, группа ЭМП-68, 1971 год)

В те времена стать доктором наук в сорок два года было событием. Вряд ли мне удалось добиться этого без активной помощи ректора университета В. П. Живописцева, проректоров В. Ф. Попова и И. А. Печоркина.

Ректор университета Виктор Живописцев тоже был из категории ректоров-строителей. При нем университет вырос количественно и качественно. И все же, на мой взгляд, В. Живописцев не мог вытравить из себя крупного ученого, выросшего в традиционно интеллигентной и позитивно консервативной среде первого на Урале университета, не мог всерьез относиться к несерьезным делам вроде «передовых починов». Он больше выдавал себя за ректора-строителя и ректора-передовика, чем был им.

Еще одной огромной заслугой Виктора Петровича перед университетом я считаю тщательный, заблаговременный подбор им своего преемника. Владимир Владимирович Маланин принял университет в очень не простые для высшей школы годы. За двадцать лет упорного ректорского труда Владимир Владимирович сумел не только не растерять полученное интеллектуальное и материальное наследство, а существенно приумножить его.

В 1979 году на Ученом совете ректор Виктор Петрович Живописцев вручил мне профессорский аттестат. Но за год до этого произошло еще одно важное для меня событие.

Более месяца в университете ожидали визита первого секретаря обкома КПСС. Для высокого гостя решили подготовить выставку. Я был председателем областной экономической секции общества «Знание». Поэтому с извинениями (все-таки доктор наук!) меня попросили помочь в разработке и изготовлении стендов, рассказывающих о лекционной работе ученых университета среди населения. Я согласился и выполнил эту работу «по полной».

Видимо, мои труды были замечены. Накануне очередных выборов в партком меня пригласил заместитель секретаря по идеологии Игорь Капцугович и предложил войти в состав будущего парткома. Я ответил кратко: «Сочту за честь».

Избрание в партком означало, что в университете я окончательно принят за своего.

Работая в ППИ, я не был членом парткома института, но, представляя факультетское партбюро, довольно часто присутствовал на его заседаниях.

Без доли лицемерия партийная работа была невозможна. Но если в университете эту составляющую пытались не выпячивать, а, наоборот, приглушить, то в политехническом демонстрировали, зачастую со щенячьим восторгом. В первую очередь это касалось новых форм социалистического соревнования, поддержки решений ленинского ЦК, борьбы с тлетворным влиянием «запада»…

Конечно, в университете тоже соблюдались общие правила партийной игры. Но наворотить такого, чтобы потом было стыдно перед людьми и собой, случалось редко. К подобным случаям отношу разборку по поводу постановки студенческим драмкружком «упаднической» пьесы Л. Петрушевской.

Потом я избирался в партком еще два раза, и все мои «три срока» человеческое лицо парткому во многом придавал его секретарь Валерий Реутов – грамотный юрист, интеллигентный и порядочный человек. На роль «держиморды» он не годился по определению, в любых ситуациях не терял чувства юмора. Как-то он пригласил меня к себе и, когда мы остались наедине, достал из стола письмо. Это была анонимка, в которой до парткома доводилась информация о неправильной кадровой политике заведующего кафедрой профессора Сапиро Е. С. В частности, Сапиро оставил на кафедре выпускницу Гордееву, свою любовницу. Я прочитал «телегу» и вернул ее секретарю парткома, собираясь отвечать на наводящие вопросы. Он, взяв листок из моих рук, разорвал на клочки и выбросил в мусорную корзину.