Алексей Козлов. Преданный разведчик - Александр Юльевич Бондаренко
…Разведчики – народ остроумный и весёлый. Юрий Анатольевич рассказывал нам, как сидя в прокуренном своём кабинете в штаб-квартире разведки в Ясенево – тогда в кабинетах ещё можно было курить, и они с Козловым, по выражению Шевченко, «дымили в четыре руки», и где, по свидетельству Людмилы Ивановны Нуйкиной, «вообще ничего видно не было», – он подкалывал Алексея Михайловича: «Лёша, как ты можешь работать, кто к тебе придёт? У меня – богема, общество… Ты представляешь? Работаю я в Испании – Франко[81] умирает буквально у меня на руках…»
«Свободный художник» тут явно несколько загнул, но, думается, он всё-таки не слишком далеко ушёл от истины, и вполне возможно, что какие-то личные контакты с Caudillo[82] у него были…
Никто не говорил – ведь времени прошло много, могло и забыться, да и не обо всём рассказывают, – но вполне возможно, что по тем временам (точнее – за те времена) Козлов мог получить прозвище «Ухти-Тухти». Как раз в 1960-е годы у нас очень популярна была одноименная книжечка английской писательницы Беатрис Поттер[83], добрая милая сказка про лесную прачку – ежиху, по имени Ухти-Тухти. А дети, развесив ушки, ещё и радиопостановку слушали, совершенно прекрасную, с песенками, которую часто транслировали… Не верим, чтобы этим литературным образом никто тогда не поспешил воспользоваться! Тем более что, как нам рассказал один из уважаемых сотрудников, тему химчистки даже профессиональный народ воспринимал с юмором.
Однако генерал Яковлев пояснил так: «Да, такое прикрытие многим казалось смешным: химчистка, деятель химчистки… Как можно с этим работать в реальной жизни? Но вот Алексей Михайлович показывал пример, что – можно, да ещё как успешно! Всё зависит не от прикрытия, а от того конкретного человека, который его использует, и от того, как он его использует».
…Конечно, когда разведчик имеет очень серьёзное прикрытие – как тот же литературно-киношный штандартенфюрер СС Штирлиц или реальный И.Р. Григулевич[84], посол Республики Коста-Рика в Ватикане, – это замечательно, однако у такой «медали» есть и оборотная сторона. Разведчику опасно быть публичным, слишком известным человеком: мало ли, кто, где и когда может его узнать, помня его под совсем иной фамилией и в ином качестве.
К примеру, рассказывали нам, один успешно легализовавшийся нелегал стал серьёзным писателем-экономистом. «Крыша» великолепная, позволяющая заводить многие интересные знакомства, получать эксклюзивную информацию и задавать самые острые вопросы, не рискуя насторожить кого-то излишним любопытством. И тут оказалось, что в том престижном издательстве, в котором готовилась к выходу его книга, была традиция помещать на обороте обложки портрет автора. А это уже никак не входило в планы разведчика – растиражировать своё изображение как минимум по всей Европе. Пришлось с озабоченным лицом объяснять издателям: мол, честь высока, но я бываю и в Израиле, и в арабских странах, и такая известность, узнаваемость может помешать мне в моей деятельности… Сработало.
А вот у Людмилы Ивановны Нуйкиной, уже известной нашей читателю, всё получилось… сразу не скажешь даже, сложнее или проще. Она, молодая и красивая женщина, фотографировалась на какие-то документы в далёкой азиатской (кажется) стране и, что не удивительно, очаровала фотографа. «Позвольте я помещу ваш портрет на витрине моей фотомастерской?» – сказал он, просительно заглядывая в глаза своей прекрасной посетительнице. Предложение было очень лестным, пожалуй, большинство женщин – разумеется, той страны, где она работала, – с радостью бы на него согласились, так что ей лепетать: «Нет, я не такая!» – было бы не только глупо, но и подозрительно. Фотограф потом бы всем растрезвонил, что была вот такая дурочка-красотка, отказавшаяся от своего счастья, да ещё бы и фотографию её показывал: чего ему стоило сделать пару лишних отпечатков? «Конечно! – с улыбкой отвечала Людмила. – Только учтите, что у меня очень ревнивый муж, а так как мужик (gentleman) он очень здоровый, то может потом всё ваше ателье разнести!» Восток, как известно, дело тонкое, не всем там хочется, чтобы кто ни попадя на его жену пялился, а потому фотограф понял, помрачнел и вопрос снялся сам собой…
В общем, «высовываться» – то есть быть слишком умным или слишком красивым – разведчику не всегда нужно, хотя и когда как. А химчистка или прачечная – ну что ж, и это возможно, в принципе, труд не хуже других… К тому же даже «чёрная», подсобная работа вряд ли могла смутить Алексея Михайловича – он ведь вырос не под родительским крылом, оберегаемый от жизненных трудностей и проблем, не в роскоши, а потому не только не чурался любой работы, но и любую работу мог делать достаточно качественно. Вспомним, что труд чертёжника он ненавидел, но чертёжником стал хорошим. Нет сомнения, что обязанности чернорабочего – ежедневно на протяжении четырнадцати часов возиться с чужим грязным бельём, бр-р-р! – да ещё будучи в звании капитана, если уже и не майора КГБ, вряд ли вызывали у Козлова хоть сколько-нибудь тёплые чувства, но что оставалось делать? В нелегальную разведку его никто силой не тянул, а уж известно, что «взялся за гуж – не говори, что третий лишний». Или как оно там?
И вообще, если очень честно, в кого только не приходилось преображаться нашим нелегалам! Один, например, в звании гэбэшного старшего лейтенанта служил рядовым в Аргентинской армии. Другой, чином, очевидно, не младше, оказался на службе солдатом в роте почётного караула «своей» страны, так что однажды ему пришлось даже встречать в парадном строю маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова[85], в ту пору – председателя Верховного Совета СССР. Знал бы наш «первый красный офицер», как именовали его в некогда известной песне, какой «солдат» стоит перед ним навытяжку! Но этим офицерам КГБ было прекрасно известно, что по законам «их» государств, чтобы нормально жить и трудиться, чего-то в жизни достигнуть и быть уважаемым гражданином, необходимо отслужить свой срок в армии.
Вот и у него, как понимал Алексей Михайлович, выход теперь был один: работать как можно лучше и за счёт того стараться сделать карьеру. Если гора не идёт к Магомету, то, значит, самому Магомету надо постараться.
За два месяца упорного труда «Дубравин» превратился в квалифицированного рабочего, начальство было им очень довольно, а потому и зарабатывал он весьма неплохо. Ничего подозрительного вокруг не замечалось, так что можно было приглашать приехать жену и воссоединять – точнее, официально создавать – семью. Алексей позвонил Татьяне, та приехала, поселилась неподалеку от Штутгарта, и вскоре они вновь поженились. Где-то в это самое время, очевидно, они получили внутренние документы, так называемые национальные удостоверения личности, и сначала жили на них: нужды в чём-то ином, то есть в загранпаспортах, пока что не было.
В общем, всё складывалось успешно… Но ведь не бывает в этой жизни так, чтобы всё было совсем хорошо. Оказалось, что найти подходящую квартиру в Штутгарте было очень трудно, а потому Центр предложил «Дубравину» переехать в другой город. Был выбран Мюнхен, в пригороде которого и поселилась молодая семья.
А вскоре, 29 января 1965 года, у них появился сын, которого назвали Мишей – в честь деда. (Знал бы замполит танкового батальона, участник Курской битвы, что в течение нескольких лет его внук будет зваться не Мишей, а немецким именем Михель и говорить только на немецком языке – вряд ли бы он порадовался!)
Впрочем, первым делом по переезде – а может, ещё и до того, заранее, «подготавливая почву», – следовало подумать о работе. По здравом размышлении Алексей не стал искать новых путей, начиная всё с начала, но опять нашёл работу в химчистке, теперь уже в Мюнхене – только не чернорабочего, а повыше, очень неплохую, хорошо оплачиваемую, и это отныне реально стало его второй и основной профессией.
«Жили мы там втроём, очень неплохо, – рассказывал нам Алексей Михайлович. – Это даёт уже очень хорошее прикрытие, когда цельная семья, с ребёнком. Мы часто выходили гулять. Летом, я помню, там было открытое кафе – мы садили за столик, малыш спал в коляске, мы с Татьяной пили кофе с коньячком, гуляли с ним, выходили в лес, все уже видели, что это полноценная, дружная семья».
Но тут мы должны добавить, что всё это продолжалось очень недолго, а затем изменилось даже в лучшую сторону: в том же самом году, 30 декабря, на свет появилась Анечка. Узнав через какое-то время о рождении внучки, Михаил Алексеевич Козлов,
