Эдуард Филатьев - Главная тайна горлана-главаря. Книга вторая. Вошедший сам

«Этот баловень судьбы, получивший от неё блестящие дарования, красивую наружность, благородный характер, был несчастнейший из людей».

Как драматично (и драматургично) сложилась судьба поэта Каннегисера! Но и на неё никаких откликов (ни стихотворных, ни прозаических) Владимир Маяковский не оставил – она не вписывалась в сюжет его «революционной феерии».

А большевистская пресса требовала мести, немедленной, безжалостной и лютой.

Ответ большевикам

«Красная газета» писала:

«Убит Урицкий. На единичный террор наших врагов мы должны ответить массовым террором… За смерть одного нашего борца должны поплатиться жизнью тысячи врагов».

Григорий Зиновьев опубликовал в «Известиях» статью, которая заканчивалась так:

«На контрреволюционный террор против лиц, рабочая революция ответит террором пролетарских масс, направленным против всей буржуазии и её прислужников».

Эти статьи дали прочесть заключённому Леониду Каннегисеру. Он написал на них стихотворный ответ:

«Что в вашем голосе суровом?Одна пустая болтовня.Иль мните вы казённым словомИ вправду испугать меня?

Холодный чай, осьмушка хлеба.Час одиночества и тьмы.Но синее сиянье небаОдело свод моей тюрьмы.

И сладко, сладко в келье теснойУзреть в смирении страстей,Как ясно блещет свет небесныйДуши воскреснувшей моей.

Напевы божьи слух мой ловит,Душа спешит покинуть плоть,И радость вечную готовитМне на руках своих Господь».

В тот же день, 30 августа 1918 года, в Москве на заводе Михельсона было совершено покушение на Владимира Ильича Ульянова-Ленина.

Маяковский об этом событии вспомнит только через шесть лет – в поэме «Владимир Ильич Ленин» он обвинит эсеров в покушении на вождя большевиков:

«Эсер с монархистом / шпионят бессонно —где жалят змеёй, / где рубят с плеча.Ты знаешь / путь / на завод Михельсона?Найдёшь / по крови / из ран Ильича».

Яков Свердлов написал тогда Льву Троцкому:

«На местах признают только три подписи: Ильича, вашу да ещё немножечко мою».

2 сентября Свердлов объявил о необходимости ввести в стране «красный террор». Его исполнителями должны были стать чекисты.

Что за люди работали тогда в ВЧК? О них – Марк Ал данов, по словам которого, в чрезвычайном большевистском ведомстве той поры…

«… вместо Белецкого и Курлова работали копенгагенские и женевские эмигранты. Отдаю должное их молодым талантам, они быстро научились своему ремеслу».

С Павлом Григорьевичем Курловым мы уже знакомы – это он в 1910 году отдал приказ освободить из Бутырской тюрьмы находившегося там под следствием эсдека Владимира Маяковского. В 1918-ом Курлов эмигрировал из страны Советов.

Степан Петрович Белецкий три года (с 1911-го по 1914-ый, после Курлова) возглавлял полицейское ведомство России. Сразу после убийства Урицкого его арестовали как заложника и отправили в Москву где после введения «красного террора» (официально объявленного 5 сентября) расстреляли. Публично. В Петровском парке. В числе восьми десятков других заложников, являвшихся видными государственными деятелями Российской империи. Один из очевидцев той расправы потом рассказывал: «За несколько минут до расстрела Белецкий бросился бежать, но приклады китайцев вогнали его в смертный круг. После расстрела все казнённые были ограблены».

В покушении на жизнь Ульянова-Ленина обвинили 28-летнюю Фанни Ефимовну Каплан (Фейгу Хаимовну Ройтблат). Её арестовали на трамвайной остановке неподалёку от завода Михельсона вскоре после того, как прогремели выстрелы.

Каплан была террористкой с анархистскими убеждениями. В 1906 году из-за внезапного взрыва (от неосторожного обращения с самодельным взрывчатым устройством) она потеряла зрение и почти ослепла. Была приговорена к смертной казни, которую ей заменили (из-за её несовершеннолетия) бессрочной каторгой в Акатуйской каторжной тюрьме. На каторге Каплан познакомилась с эсеркой Марией Спиридоновой и стала исповедовать взгляды социалистов-революционеров.

Из-за проблем со зрением Фанни Каплан никак не могла в кого-то стрелять. Но именно её большевики объявили покушавшейся на жизнь вождя страны Советов. И 3 сентября без суда и следствия её было приказано расстрелять. Приговор привёл в исполнение (в присутствии поэта Демьяна Бедного) комендант Кремля Павел Мальков. Труп расстрелянной затолкали в бочку из-под смолы, облили бензином и сожгли прямо в Кремле.

А на Дальнем Востоке положение стремительно ухудшалось. В середине августа высадившиеся во Владивостоке французские, японские, американские и английские войска двинулись в сторону Читы. 24 августа Хабаровск был объявлен на осадном положении, и на следующий день Пятый чрезвычайный съезд Советов Дальнего Востока принял резолюцию:

«Войска Японии, Соединённых Штатов Америки, Англии и Франции вторглись в пределы Дальнего Востока… Против этих насильников и убийц мы будем бороться всеми силами, имеющимся в нашем распоряжении. Ни одной пяди земли мы не уступим без боя».

Однако сил для отпора у советской власти не было, и съезд Советов Дальнего Востока принял решение: борьбу организованным фронтом прекратить, красноармейские отряды распустить и начать партизанскую войну.

1 сентября поднявшие мятеж чехословаки и отряды атамана Семёнова захватили Читу.

3 сентября на хабаровском вокзале в вагоне поезда, где была оборудована передвижная типография, был отпечатан последний номер «Дальневосточных известий» со словами:

«Мы ещё вернёмся!»

4 сентября японские и американские войска вошли в Хабаровск и передали власть атаману Калмыкову.

18 сентября пал Благовещенск.

Главе дальневосточного совнаркома Александру Краснощёкову пришлось бежать в тайгу и скрываться там. За его голову была назначена крупная сумма золотом. Краснощёкову несколько раз (просто каким-то чудом) удавалось избежать расстрела.

А Петроград в это время…

О тогдашней ситуации в городе – Марк Алданов:

«Петербург в те дни заливался потоками крови. „Революционный террор“ ставил себе очевидной целью навести ужас и оградить от новых покушений драгоценную жизнь Зиновьевых… В одну ночь после гибели Урицкого было расстреляно 500 ни в чём не повинных людей».