Любовная лирика Мандельштама. Единство, эволюция, адресаты - Олег Андершанович Лекманов
В это стихотворение, обращенное к женщине, красотой которой Мандельштам, очевидно, восхищался, но в которую не был влюблен, поэт вновь, как и в стихотворение «Не веря воскресенья чуду…», включил весьма конкретные детали портрета адресата. Он называет Джорджадзе «прекрасной грузинкой» и далее детализирует эту характеристику. Упоминаются «веер ресниц» княжны, ее наклоненная «кроткая» «шея» и «смуглая» кожа (деталь, перекликающаяся с деталью портрета Цветаевой в стихотворении «Не веря воскресенья чуду…»: «Как скоро ты смуглянкой стала»).
3
Не заостряя на этом внимания, Ахматова включила в список женщин, в которых влюблялся Мандельштам, еще одну признанную петербургскую красавицу, Веру Судейкину163. Тем не менее в знаменитом и портретирующем Судейкину стихотворении Мандельштама «Золотистого меду струя из бутылки текла…» (1917) любовная тема открыто не возникает:
1
Золотистого меду струя из бутылки текла
Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела:
Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла,
Мы совсем не скучаем, – и через плечо поглядела.
2
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни
Сторожа и собаки. Идешь – никого не заметишь.
Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни,
Далеко в шалаше голоса: не поймешь, не ответишь.
3
После чаю мы вышли в огромный, коричневый сад,
Как ресницы, на окнах опущены темные шторы,
Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград,
Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
4
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет,
Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке.
В каменистой Тавриде наука Эллады – и вот
Золотых десятин благородные ржавые грядки.
5
Ну а в комнате белой, как прялка, стоит тишина,
Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала.
Помнишь, в греческом доме любимая всеми жена,
Не Елена – другая – как долго она вышивала.
6
Золотое руно, где же ты, золотое руно —
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный164.
Сама Судейкина вспоминала про обстоятельства написания этого стихотворения в дневнике:
Белый двухэтажный дом с белыми колоннами, окруженный виноградниками, кипарисами и ароматом полей. Какое блаженство: свежий, душистый воздух после грязного, вонючего поезда. Здесь мы будем сельскими затворниками, будем работать и днем дремать в тишине сельских гор. Так и было. Рай земной. Никого не знали и не хотели знать. И вдруг появился Осип Мандельштам. «Каким образом Вы узнали, что мы живем здесь?» «Я ведь тоже живу в Алуште. [Смирнов и другие.] Некоторые помещики, у которых дачи здесь, уделили нам место жительства [„Профессорский уголок“]». Как рады мы были ему. Я потом говорила Сереже: «Ах, ты, оказывается, не так уж доволен быть только со мной – нам нужны друзья». Мы повели его на виноградники: «Ничего другого не можем Вам показать». Да и угостить не можем, только чаем и медом. Хлеба нет. Но разговор был оживленный, не политический, а об искусстве; о литературе, о живописи. Остроумный, веселый, очаровательный собеседник. Мы наслаждались его визитом. «Приходите опять, мы так рады Вас видеть». Он пришел и принес нам свою поэму: «Золотистого меду струя из бутылки текла…». И опять мы хотели увидеть его, увидеть его воодушевленное выражение, его энтузиазм в разговоре. Он приходил к нам в дождевике, по-моему, у него не было даже костюма, и вид у него был голодный, а мы не могли его угостить буквально ничем – мы сами были полуголодные. Помню, была одна, оставленная после обеда котлетка и спрятанная в комоде «на всякий случай». Он долго стоял перед комодом, рассматривая эскизы, пришпиленные к стене, и я подумала: «Надо дать ему эту котлетку, он, наверное, угадывает ее существование», – и не дала – она предназначалась Сереже вечером перед сном165.
Печатая стихотворение «Золотистого меду струя из бутылки текла…» в тифлисском журнале «Орион», супруги Судейкины вольно или невольно воспользовались дополнительным средством, чтобы исключить какую бы то ни было возможность прочтения его как любовного. Они снабдили текст посвящением «Вере Артуровне и Сергею Юрьевичу С<удейкиным>»166.
Между тем следов присутствия Сергея Судейкина в этом стихотворении, на первый взгляд, нет, а Веры Судейкиной – есть. В начальной строфе цитируется ее реплика и фиксируются два ее жеста – наливание меда из бутылки и взгляд через плечо. В третьей строфе выразительная примета именно ее лица порождает сравнение опущенных штор с ресницами (с перенесением на предметы внешних черт адресата мы уже встречались в ранних стихотворениях Мандельштама). На еще одну деталь портрета Судейкиной, которая делегируется в стихотворении реалиям окружающего мира, указывает Иосиф Бродский:
…на вас и мимо вас глядит женщина с распущенными каштановыми, с оттенком бронзы, волосами, которым суждено было стать <…> золотым руном <…>. Более того, я думаю, что «курчавые всадники», бьющиеся в «кудрявом порядке», – это замечательное описание виноградной лозы, вызывающее в сознании итальянскую живопись раннего Ренессанса, равно как и самая первая строка о золотистом меде, в подсознательном своем варианте, были бронзовыми прядями Веры Судейкиной167.
Главное же состоит в том, что в пятой строфе стихотворения «Золотистого меду струя из бутылки текла…» неверная Елена противопоставляется верной Пенелопе.
Тут самое время отметить, что единственное к этому времени счастливое любовное увлечение Мандельштама он делил не с «Пенелопой», а с «Еленой» – в 1916 году Марина Цветаева была уже четыре года как замужем за Сергеем Эфроном. В свете противопоставления в стихотворении «Золотистого меду струя из бутылки текла…» верной Пенелопы неверной Елене можно по-новому оценить комический эпизод с котлеткой «на всякий случай» и решительный выбор Верой Судейкиной мужа, а не голодного гостя. Про это конкретное предпочтение Мандельштам не узнал, однако преданность «любимой всеми» (почти прямое признание в любви!) жены своему мужу он, судя по разбираемому стихотворению, ощутил в полной мере.
Чтобы проиллюстрировать, насколько фанатичной была эта преданность, приведем здесь составленные Верой Судейкиной «Обязанности жены художника», содержащие семь пунктов:
1. Заставлять работать художника хотя бы палкой.
2. Любить его работы не меньше самого художника.
3. Каждому порыву работы идти навстречу, зажигаться его новыми замыслами.
4. Держать в порядке работы, рисунки, наброски, карикатуры. Знать каждую работу, ее замысел,
