Счастливчик - Майкл Джей Фокс
Рок-н-ролл — шумный, невразумительный и антисоциальный — считался отцом сущим проклятием. Пусть так, но он всё-таки был на парочке наших выступлений, хотя всегда держался у дальней стены как можно дальше от шума, чтобы можно было выдержать его, не выходя за дверь. Как-то раз, оставшись после концерта и наблюдая за сборами, он поинтересовался большими колонками, которые мы затаскивали в грузовик. Я сказал, что мы взяли их в аренду по 250 долларов за ночь.
— А сколько вам заплатили? — спросил он.
— Сто, — ответил я с лёгким оттенком удовлетворённости.
Он весь покраснел, губы сжались в трубочку. Видно было, что внутри него идет борьба за сохранение спокойствия.
— Правильно ли я понимаю: ты платишь за оборудование, чтобы сделать работу, которая не покрывает затрат на это оборудование?
Его руки взмыли вверх, и он впал в ступор. Для него это было чересчур.
Когда-то давно была у меня и настоящая работа. Было это летом 1976, когда мне было пятнадцать. Мама попыталась одновременно облегчить заботы отца и ненавязчиво подтолкнуть меня к более ответственному отношению к собственному будущему. То было лето открытых дверей для низкооплачиваемых офисных клерков, другими словами, мальчиков на побегушках на холодном складе, где она работала. Я провёл лето в её офисе. Заваривал кофе, выполнял случайные бумажные работы, внося данные в картотеку. В конце доков выгружалась рыба с траулеров. Их капитаны заполняли формы на хранение, с которыми я туда-сюда носился, доставляя их в офис. Я заработал 600 долларов за два месяца работы, с чем родители меня и поздравили. Их воодушевление быстро испарилось, когда я потратил эти деньги на покупку фирменной гитары «фендер телекастер» 1967 года с текстурой под дерево, которую я купил по объявлению у пожилого джазового музыканта вместо моего японского клона.
Родители, конечно, могли считать музыку (и экономику) нашей группы сомнительной, но с другой стороны в этой же группе играл Энди Хилл, примерный ученик, звезда спорта и уважаемый сын известного хирурга-ортопеда; он был именно тем, кого вы хотели бы видеть в друзьях своего сына. Блин, да вы бы хотели, чтобы он был вашим сыном.
Я не только играл в его группе, но и был принят в его круг общения, состоящий из лучших и ярчайших представителей Южного Бернаби. Большинство из них было детьми врачей, адвокатов и других специалистов, проживающих в дорогом районе Бакингем. Проехав на велосипеде от нашей квартиры в многоэтажке мимо торгового центра, мимо старой начальной школы и затем через засаженный деревьями бульвар, служащий границей между районами, я попадал в другую вселенную. Я зависал с моими новыми друзьями в их домах, походивших на дворцы, купался в их бассейнах и упражнялся на гитаре в их подвальных комнатах отдыха. В доме Энди была комната, отведённая специально для «Хэйлекс». Её стены для звукоизоляции были обшиты пробкой толщиной в четыре дюйма. Однако со временем меня начала задевать их свобода и обилие возможностей, которые они переняли от своих родителей. К шестнадцатому дню рождения я уже начал отдаляться от круга Энди, а заодно и от группы.
В школе были и другие ребята, с которыми у меня было больше общего, по крайней мере, в социально-экономическом плане. Я стал больше времени проводить с ними — как в школе, так и за её стенами. Все они были разношёрстными. В основном нормальные ребята (до сих пор многих из них считаю друзьями), но больше склонные к бунтарству — длинные волосы, громкая музыка и нежелание соответствовать нормам. Если раньше я мог пятничным вечером зависнуть допоздна у Энди, разучивая все песни с альбома «Хуз некст», то теперь предпочёл бы остаться на ночь у моего друга Билла, раскурив целую пачку сигарет и уговорив упаковку пива.
Времена меняются. Я перестал двигаться в сторону от установленных правил и сосредоточился на своём видении мира: возможно, в этом мне помог обретённый вкус к пиву. Я просто отверг все правила. К курению и выпивке добавилось ещё одно пристрастие. Чудом получив водительские права, я стал серийным дорожным разбойником, добавляя новые и новые повреждения родительским автомобилям при каждой удобной возможности. Во мне проявились все классические симптомы подросткового саморазрушения. Что же должно было случиться, чтобы это остановилось?
ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА К ПОБЕДЕ
На протяжении всей жизни я так или иначе добивался победы, даже если находился на грани поражения. Тогда, как и много раз в будущем, когда земля казалось сейчас ускользнёт из-под ног, будто я стою на осыпающемся склоне горы, каким-то образом я натыкался на твёрдую поверхность, ведущую к вершине. Почему, например, отец позволял и дальше брать его машину, если я продолжал возвращать её со вмятинами на крыльях и разбитыми фарами? Потому что для начала я приносил свои глубочайшие извинения, а потом уже обещался в кратчайшие сроки устранить ущерб за свой счёт в полном объёме. Потому что у меня снова была работа. Не в холодных складах, а другая — та, которую попробовав однажды, я посвятил ей следующие двадцать пять лет.
Как-то раз летом 1977 наша труппа занималась сбором реквизита и раскраской задников для предстоящего спектакля, который мы должны были дать во второй половине дня в одной из местных школ. Росс Джонс сидел на телефоне в своём кабинете, переделанном из кладовки в дальнем конце класса актёрского мастерства. Он подозвал меня и сунул в руки газетную вырезку. В ней говорилось о кастинге для нового телевизионного шоу на канале «Си-Би-Си» — Канадская вещательная корпорация.
— Они подыскивают способного энергичного ребёнка двенадцати лет, — сказал он. — И вот я подумал: блин, да способней тебя им не найти.
Росс всегда говорил, что когда-нибудь мой рост и вес обернутся для меня благословением.
— Я уже поговорил с ними, и они готовы взглянуть на тебя в конце недели.
Я был ошеломлён, но и заинтригован, и как бы странно это не прозвучало, но сразу почувствовал уверенность. Росс был прав. Я мог «сделать их».
— И, Майк, — произнёс он в
