Евгений Решин - Генерал Карбышев

На третьем году обучения лекций читалось значительно меньше, и мы, слушатели дополнительного курса, еще реже встречались друг с другом, проводя большую часть времени на своих квартирах за чертежами и расчетами.

Весной 1911 года наши проекты рассмотрела экзаменационная комиссия. Председателем ее был профессор Константин Иванович Величко, тот самый, которому принадлежал проект крепости Порт-Артур. Его внимание привлек разработанный Карбышевым проект крепости и форта. Проект признали лучшим. Дмитрий Михайлович получил за него премию имени генерала Кондратенко, героя Порт-Артура.

Устные экзамены Карбышев также сдал лучше всех.

В итоговой ведомости дана следующая оценка его знаний по окончании академии:

„…Фортификационные проекты, речные и морские сооружения, воинские здания, санитарно-строительное дело, отопление и вентиляция, архитектурные проекты, проектирование машин и подъемных механизмов — 12 баллов;

Проекты фортов и батарей — 11,8;

Строительные проекты — 11,7;

Проекты крепостей, водоснабжения и гидравлика, статика сооружений, проектирование тепловых двигателей — 11,5;

Инженерная оборона государства, проекты сводов — 11,3;

Проектирование и строительство мостов, проект по водоснабжению, дороги, проекты центрального отопления и вентиляции, термодинамика, тепловые двигатели — 11;

Мосты — 10,5;

История осад — 10,1;

Средний балл по главным предметам (с учетом коэффициента значимости каждой дисциплины в курсе академии) — 11,54.

Средний балл по вспомогательным предметам — 11,63“.

„Быть лучшим из лучших, — вспоминает о своем товарище В. М. Догадин, — занять первое место по успеваемости среди тех, кто прошел через все труднейшие барьеры и испытания, отличиться в таком огромном числе наук — на такое был способен только человек, обладающий недюжинными способностями и характером бойца“.

Таковым и был Д. М. Карбышев».

В 1911 году Карбышев как лучший выпускник получил право первым выбрать себе место дальнейшей службы из наличного числа вакансий. Он остановился на Севастопольской крепости и был назначен командиром роты Севастопольского крепостного минного батальона.

Но это было весной, в мае, после того, как в Зимнем дворце представили царю молодых выпускников и торжественно прочли перед их строем «высочайший» приказ: Карбышеву и его товарищам присвоили звание военного инженера и произвели в следующий офицерский чин.

Карбышев стал капитаном.

К этому времени на западе назревала война. Начался новый этап развития крепостей вдоль нашей западной границы, и туда потребовались высококвалифицированные специалисты. Карбышеву вместо Севастополя предложили должность младшего производителя работ в Осовце или Брест-Литовске. Он выбрал Брест-Литовск.

Почему прельстил молодого инженера этот ничем не примечательный городок с населением в 30–35 тысяч украинцев, русских, поляков, евреев?

Догадин, последовавший примеру Дмитрия Михайловича и доверившийся его выбору, все же спросил:

— А почему не Осовец?

— А потому, — ответил Карбышев, — что Брест-Литовск во многом интересней. — И тут он обнаружил завидное знание истории этого города. Он рассказал подробности его возникновения на месте древнейшего славянского поселения у слияния двух рек: Буга и Муховца. Раскрыл стратегическую важность старой крепости, которую начали возводить в сороковых годах XIX века и все улучшали, достраивали.

— Она еще достойно послужит Родине, вот посмотрите, я в этом глубоко убежден, — заключил Карбышев. И, будто между прочим, напомнил: — Там в кадетском корпусе учился Ярослав Домбровский…

Упоминание о пламенном польском революционере Домбровском, генерале Парижской коммуны, неожиданно увело разговор в сторону. Приятелям пришло на память, что и в самой Инженерной академии, расположенной вблизи императорского дворца, генерального штаба и «третьего отделения», как называли жандармское управление, не так уж давно, во второй половине XIX века произошли события, которые показали, что революционные веяния совсем не чужды питомцам высшего военного учебного заведения, опекаемого царем.

Питомцы академии, например, еще помнили, как в конце 1860 года подпоручик Инженерной академии Никонов демонстративно отказался извиниться перед преподавателем за якобы «неуместное объяснение», которое он давал у доски. Никонову пригрозили исключением. Тогда в знак протеста все обучающиеся офицеры подали рапорт об отчислении их вместе с Никоновым. Угрозы и уговоры начальства повлияли лишь на одиннадцать человек. Остальные сто пятнадцать офицеров остались непоколебимыми.

Царь назначил следствие, велел подготовить и судебную расправу, однако тут же испугался огласки и решил потушить иными методами это «вопиющее происшествие».

Но все же протест офицеров академии стал известен всему миру. Приказ об их отчислении был кем-то доставлен в Лондон, и герценский «Колокол» его опубликовал 3 февраля 1861 года. Вот каким был вывод А. И. Герцена, напечатанный под царским приказом: «Россия может радоваться и гордо смотреть на свою молодежь. В одном военно-учебном заведении нашлось сто двадцать шесть офицеров, которые предпочли обрушить на себя всяческие гонения, испортить свою карьеру, чем молчать перед нелепыми поступками начальства. Только одиннадцать раскаялись. Недаром мы с такой теплой надеждой смотрим на молодое поколение военных. Честь им и слава».

В русской армии, особенно среди офицерства, долгое время тайно передавался из рук в руки этот номер «Колокола». Видимо, о нем знал и Карбышев.

Брест-Литовская крепость

В начале лета 1911 года, когда Дмитрий Михайлович со своими товарищами по академии Догадиным, Максимовым, Алексеевым и Десницким приехали в Брест-Литовск, там уже велась реконструкция крепости — начали проектировать отдельные ее форты, перестраивать и усиливать бетоном старые кирпичные пороховые погреба и казармы, заложили новый форт Дубиники.

Проекты разрабатывали на месте сами инженеры под общим руководством известного фортификатора профессора Инженерной академии генерала Н. А. Буйницкого, довольно часто наведывавшегося в Брест-Литовск.

Карбышеву, безусловно, импонировало то, что он мог стать автором проекта, создать его на месте, зная местные условия, а не «витая в облаках». Радовало и то, что он мог самостоятельно, как строитель, осуществлять свой замысел, за всем следить, ничего не упуская.

Конечно, было и чем огорчаться. Его возмутили неимоверно медленные темпы строительства: реконструкцию крепости растянули на десять лет. Форты и другие сооружения рассчитывали возводить не сразу, а в порядке очередности. На каждый форт отводилось три года. Первый — на напольный вал с помещением для дежурной части. Второй — на боковые его стороны — фасы. Третий — на казармы с горжей, т. е. тыльной частью укреплений, которая, как правило, менее всего подвержена атаке.