Владимир Губарев - Секретные академики

— Итак, вы защищаете докторскую диссертацию в Красноярске?

— Лабораторию в институте я получил через два года после защиты кандидатской. Дело в том, что молодежь в Сибирском отделении Академии росла быстро — много было возможностей для настоящей науки. Да и в Сибири собирались талантливые, энергичные и нестандартные люди, перед которыми наука просто не могла устоять! Я считаю, что создание Сибирского отделения произвело революцию во всей Академии наук. Ну и, конечно же, в полной мере начали открываться богатства Сибири. Каждый год организовывались разные экспедиции, интенсивно осваивался Север, поддерживались молодые исследователи, их идеи. И в лаборатории у меня были все молодые. Работали они великолепно. Да и время было замечательное. Рождались новые направления, и я увлекся космическими делами.

— Помню то время, как раз начали работать орбитальные станции «Салют»?

— Я сразу понял, что космос дает огромные возможности для изучения лесов. Я отправился к академику А. П. Виноградову, которому было поручено заниматься дистанционными методами изучения Земли, и был у него первым, кто предложил «лесную космическую программу». Он активно поддержал меня, и в конце концов эта программа оказалась под моим началом. Важную роль сыграл академик Г. И. Марчук. Он организовал поездку молодых ученых по оборонным предприятиям, связанным с космосом. Мы побывали в Москве, в Питере, в Красноярске, других местах. Военные были очень заинтересованы в наших лесных делах, потому что для них лес — это маскировка. Они активно поддерживали нас. Совместно с войсками стратегического назначения мы сделали очень хорошую работу. В Институт приехали к нам генералы, и мы все показали. Они выдвинули свои требования, и мы показали, как это делать.

— В чем суть?

— Как разместить крупные воинские соединения в лесу и как сделать так, чтобы лес «отражал» сигналы, то есть эти войска нельзя было обнаружить.

— И вы получили хорошие результаты?

— Иначе бы армия сразу прекратила бы с нами сотрудничать, а случилось все наоборот. В 1978 году я был назначен директором Института в Красноярске. С военными мы продолжали сотрудничать. И когда пришла пора разоружения, мы смогли довольно четко контролировать действия американцев.

Леонид Леонов: «Русский народ выдвинул ряд мужественных ученых, защищавших зеленое достояние, хотя всегда у нас легко было прослыть бездельником и обывателем, вступаясь за лес. Люди эти неустанно внушали нашему обществу, что изобилие северных лесов не избавляет нас от бережного обращения с ними, потому что именно они делают дождь Украины; они говорили, что если дерево на севере становится ценностью лишь в виде бревна, то на юге оно неизмеримо ценнее, оставаясь живым; они убедительно доказывали, что пора в России завести какой-нибудь порядок в лесопользовании. Из всех работающих на нас машин лес — одна из самых долговечных, но труднее всех поддающихся починке.»

— Знаю, что ученые не любят ходить во власть, но вам все-таки пришлось, не так ли? Я имею в виду кресло министра…

— Все случилось из-за неспокойного характера. Я был уже не только директором Института, но и председателем Красноярского научного центра. Дела шли не очень хорошо, а потому требовалась «свежая кровь». Вот меня и назначили в председатели. В общем-то, не очень-то и спрашивали. Стал и депутатом Верховного Совета СССР. Поэтому и оказался на виду. Крайком партии очень помогал в создании Центра. За 12 лет, что я работал на этом посту, мы выполнили все планы. Даже американцев пришлось привлечь. Они дали нам первую приемную станцию, которая использовалась для науки. Центр начал динамично развиваться. Подобралась хорошая команда, работать нравилось. У меня были деньги и люди, — а что еще надо?! При крайкоме партии был создан Совет по науке, и меня сделали его председателем. Теперь уже все решения, связанные с Центром, выполнялись и контролировались работниками крайкома, что, естественно, резко ускоряло их выполнение. Ученым в крае были созданы наилучшим условия. Сразу поднялось и образование. В общем, дела шли хорошо и работать было интересно. Когда видишь конкретные результаты, то это подталкивает к новым идеям, новым проектам.

— И однажды все это пришлось оставить?

— В Верховном Совете СССР я был секретарем Комиссии по охране природы. У меня была своя точка зрения, и я высказывал ее на любом уровне. Был еще я и заместителем председателя планово-бюджетной комиссии по лесному и лесохимическому комплексу. Это уже серьезно, и работали мы по-настоящему. Масштабы были, конечно, громадные, и решения приходилось принимать очень серьезные. Так что приходилось общаться и с высшим руководством страны. При Горбачеве началась реформация государственной службы. Все шло под эгидой Политбюро. Рыжков вел союзные министерства, а Лигачев — республики. Трения были между ними сильные. Я попал к Рыжкову, и на каждом заседании я присутствовал. Пошел разговор о создании Гослеспрома. Я все время воевал против этого, говорил, что нельзя делать хозяевами тех, кто лес уничтожает. Я хорошо знал цели и задачи лесной промышленности — взять от леса как можно больше и как можно дешевле! Предлагалось в Гослеспроме иметь всего одного заместителя, который ведал бы лесным хозяйством. То есть все было поставлено с ног на голову, и я решительно выступал против такой реформы. Доказывал, что ведение лесного хозяйства главное, а промышленность на втором плане. И их нельзя объединять!

— Помню вашу статью в «Правде». Там вы резко критиковали такую лесную реформу…

— Я еще написал письмо Горбачеву, где изложил свою точку зрения. Не прислушаться он не мог — в то время я уже был членом Академии наук. В четверг, помню, состоялся последний разговор в Совете Министров, и дал себе слово больше не ездить в Москву — все равно никто не слушает! — и уже взял билет в Красноярск. И вдруг зовет меня вечером Рыжков. Мы с Николаем Ивановичем два часа проговорили. Расспрашивал и о работе Института, и о «Русском лесе» Леонида Леонова, и о встречах с ним, и о наблюдениях из космоса, и о перспективах нашей области науки. В конце беседы я говорю, что подготовленное постановление — это ошибка. Надо создавать Комитет по лесу, в котором рассматривать лес как социальное явление, как историю страны, как национальную особенность русского характера.

— Этот разговор и определил вашу судьбу?

— Да. В субботу состоялось совещание в Совете Министров СССР, где было объявлено, что Николай Иванович Рыжков принял предложение Исаева и создается Комитет по лесу. И сразу же было поручено в течение недели подготовить все необходимые документы, в основу которых положить записку А. С. Исаева. В тот же день я улетел в Красноярск, не подозревая о том, что через несколько дней мне суждено переехать в Москву. Думал иначе: мол, мавр сделал свое дело и мавр может спокойно удалиться в свою Сибирь.