Бунин, Дзержинский и Я - Элла Матонина
У меня есть и будет одно только – это моя девочка… Она воплощение всего, что у меня в жизни было хорошего и светлого. И при этом – сознание, что все кончено, что все хорошее продолжалось три месяца…»
Но ее 80-летняя бабушка, сидя на «цветочном» балконе в своем тверском имении, в письме, написанном простым карандашом, посылала ей знак сочувствия, ободрения, поддержки и напоминала, что дни бывают и чудесно хороши, дивные дни, когда солнце так и пляшет в комнатах, гостиной, в зале, в душе… «Мороз и солнце; день чудесный!» – приходит тогда на память вечное, родное, чистое, как детство. Кстати, сочинявшееся в их тверских местах.
Глава 18
В России было голодно и холодно, а Лидия болела, и конца этому не было видно. Санин подумал: даже если не будет достаточно денег на лекарства, будет Богом данный теплый климат.
И он стал просить у Луначарского разрешения на отъезд за рубеж.
Они уехали из Советской России в 1922 году. Уезжали второпях, боясь, что решение властей может измениться. Все, что было у них, оставили в доме племянницы Санина Софьи Александровны. Она с любовью приняла и обласкала Лидию Стахиевну, ставшую украшением ее вечеров, на которые собиралось тщательно подобранное общество. Так в доме в Дегтярном переулке остались картины, среди них и подаренные Лике Левитаном. Остались документы, среди них свидетельство о рождении и крещении Лидии Стахиевны Мизиновой, награды, именные значки, подаренные Санину в дни различных юбилеев, много фотографий. Остался рояль, на котором Федор Шаляпин аккомпанировал юной певице. Тогда же Санин передал основателю и директору
Театрального музея своему другу А. Бахрушину всю свою библиотеку по искусству.
Сначала они оказались в Берлине. Город был всем хорош. Звон бесчисленных трамваев, чистота – немецкая аккуратность, множество цветов на улицах, немного скучная, но элегантная толпа берлинцев. И на всех перекрестках, в ресторанах и ресторанчиках – русская речь. Русские эмигранты и «новые русские», приехавшие из Советской России, оккупировали Берлин. То проносился слух, что приехал Маяковский, сидит в гостинице и играет в карты, то прибыли Брики – Ося и Лиля, то Радченко; ну а Цветаева, Шкловский, Белый, Оренбург, Ходасевич, Горький и прочие известные литераторы обосновались здесь не накоротке. Санин в Берлине поработал в театрах. Успех и ностальгическое внимание зрителей не могли отодвинуть навязчивое желание ставить крупные, масштабные спектакли.
Неожиданно он получил заманчивое предложение директора «Гранд Опера» Жака Руше показать Парижу «Хованщину» Мусоргского, но с французскими актерами. Александр Акимович после обсуждений и размышлений согласился.
Осенью, собрав свой нехитрый скарб, Санины переезжают во французскую столицу.
Париж представил собою круговерть жизненного праздника. Они сняли большую квартиру в неплохом квартале и, хоть немного дорого, экономить решили на чем-нибудь другом.
Той же осенью 1923 года в Париж приезжает Московский Художественный театр.
Санин сидел на неудобном гостиничном стуле, положив на рядом стоящий стул шляпу, и писал на гостиничном бланке:
«Дорогой, горячо Любимый Константин Сергеевич!
Я ошибся в расчетах, – думал, что Вы перед «Сестрами» («Три сестры») отдыхаете. Ужасно хотелось Вас несколько минут, не более, повидать. И повидать одного (он подчеркнул это слово), среди шума, грохота и дивного сумасшествия этого гениального города. А завтра – задумалось мне – начнутся официальные визиты, и их я боюсь, их я хочу избежать… Зашел я просто, чтобы сказать Вам, что Вас люблю крепко, Вас необычайно ценю, всегда, везде (он опять подчеркнул эти два слова) Вас помню. И самым глубоким, самым нежным образом благодарю Вас за все сделанное Вами для меня, за все внесенное Вами в мою жизнь! И «моей» Лилиной нежно, с любовью целую руки!!! Храни Вас обоих Господь, надолго, надолго, и благослови всю Вашу семью!!! Я полон самых лучезарных воспоминаний в эти дни, полон Вами!!! До свидания, завтра, на «Сестрах»».
Ваш сердечно А.А. Санин
Мой «муравейник» присоединяется всей душой к этим моим строкам!»
«Муравейник» – это его любимая семья, которая в это время обустраивалась в Париже навсегда. И его красавица Лида была бесконечно рада их переезду в этот «гениальный город». В эту осень она очень плохо себя чувствовала. Кашляла, не спала, очень похудела. И надеялась, что переезд что-то изменит к лучшему.
Санин огляделся. Гостиница жила обычной оживленной, весело-нервной, как бы праздничной жизнью. «Гостиница – всегда обещание перемен», – подумал Санин, остановив взгляд на стенде с афишей, сообщавшей о приезде из Москвы знаменитого «чеховского» театра со своими лучшими спектаклями – «Братья Карамазовы», «На всякого мудреца довольно простоты», «Три сестры», «Иванов», «Вишневый сад»…
В афишном списке значился и «Царь Федор Иоаннович». Ему вспомнилась другая, давнего времени афиша, оповещавшая о драме «Царь Федор». Указаны на ней были фамилии двух режиссеров – Станиславского и его, Санина. Парижский Санин 1923 года положил записку в конверт и передал портье для мсье Станиславского, а сам вышел на улицу. Солнце, тепло, воздух крепкий, сухой. «Лидуше здесь будет определенно лучше», – подумал он и растворился в парижской толпе, погруженный в воспоминания.
Тогда они со Станиславским прочитали гору книг по истории. Станиславский хвалил его за терпение, работу без устали. Потом они поехали по древнерусским городам, и там был один купец – в Ростове Великом, кажется, – он, человек без всякого образования, лишь по любви к русским древностям и художественному чутью создал свое древлехранилище. И что за чудо эти наши русские типы, что утонченный Станиславский, что простой купец из Ростова – живят они и бодрят нашу утомленную жизненной борьбой душу, поднимают на ее дне забываемые среди суеты благородные чувства.
Глава 19
Бесконечный ряд, около тридцати, репетиций. Очень трудных, потому что Станиславский главным героем драмы сделал народ – на первый план выходила постановка массовых сцен. Потом будут говорить: «Никто лучше Санина не может воспроизвести всю глубину стихийной страсти, таящейся в толпе…»
На репетиции драмы побывал и Чехов… Здесь впервые он увидел на сцене Книппер. Очень понравилась она ему. А Немирович-Данченко порекомендовал Санину, в полном смысле измучившемуся на репетициях: «Повторяйте по нескольку раз местечко, которое
