Александр Александрович Богданов - Коллектив авторов
Двадцатого марта в общежитие, где жил Колдомасов, послали курьера. Он предложил ему еще раз прийти в институт и поговорить с Богдановым. Тот, естественно, пришел. Богданов объяснил ему цель предстоящей «операции», указав на то, что у Колдомасова может появиться шанс избавиться от туберкулеза. Студент согласился на переливание.
«Операция» состоялась 24 марта 1928 года в 19:30. У Богданова она была 12-й по счету. И роковой. Ухудшение наступило через три часа после «операции». У Богданова поднялась температура. На следующий день появились тошнота, рвота, началась желтуха. Потом температура спала, но его мучили сильные боли во всем теле. Чтобы облегчить их, ему кололи морфий. Сам Богданов считал эти симптомы скорее приемлемой реакцией на большое количество полученной им чужой крови и был уверен, что организм справится с его негативными последствиями. Кстати, и переливание с Колдомасовым он сделал без предварительной консультации с сотрудниками института.
Доктора Кончаловского пригласили на обследование Богданова только 27 марта, и уже тогда, по его словам, ему бросилась в глаза «угрожающая картина внутреннего отравления вследствие гемолиза [разрушения эритроцитов – красных клеток крови. – Е. М.]» организма из-за нарушения работы почек и печени. Хотя Богданов не терял надежды и даже шутил с врачами. «Мы должны указать, с каким мужеством переносил А. А. Богданов свои страдания, непрерывно занимался самонаблюдением и тщательно анализировал симптомы болезни до самого момента, пока не потухло сознание, – писал Кончаловский. – Мне в первый раз в жизни пришлось видеть такое мужество и такое стоическое спокойствие перед лицом смерти».
2 апреля его общее состояние начало резко ухудшаться. Временами Богданов впадал в беспамятство. Интоксикация организма все сильнее и сильнее давала о себе знать.
Вечером 6 апреля медицинский консилиум, в котором принимали участие такие «светила» медицины, как профессора Богомолец, Плетнев, Бурмин, Крамер, признал положение безнадежным и констатировал начало агонии. 7 апреля были обнаружены признаки дальнейшего ослабления деятельности сердца, «учащенное дыхание с паузами».
Врачи и родственники Богданова решили использовать последний шанс и применить средство, в которое так верил он сам. Ему сделали переливание крови. После него на некоторое время дыхание стало лучше. Однако вскоре состояние Богданова снова резко ухудшилось, и в тот же день, 7 апреля 1928 года, наступила смерть, с которой он боролся 15 дней.
Последние слова, произнесенные Богдановым перед смертью, вроде бы сумели расслышать только его жена Наталья и сын Александр, которые находились рядом: «Делайте что должно… Нужно держать до конца…»
«Трагедия крупного ума»
Похороны Богданова состоялись 10 апреля. На сохранившихся фотографиях видны сотни людей, пришедших проводить его. Это могло бы показаться странным, потому что ко времени своей смерти Богданов был далеко не самым известным человеком в стране, более того, за ним сохранялась репутация «полуоппозиционера», человека не слишком благонадежного. Тем не менее оказалось, что его помнили и знали.
Смерть Богданова не осталась незамеченной партийными и советскими газетами. «Труд» писал 11 апреля 1928 года: «Вчера хоронили А. А. Богданова. В 11 часов утра в здании Института переливания крови, в котором стоял гроб с телом покойного, состоялась гражданская панихида.
По окончании панихиды тт. Семашко, Пашуканис, Фриче, Дауге, Лебедев-Полянский, Богомолец, Косолапов и Волгин[12] выносят гроб с телом покойного. Траурная процессия растянулась на несколько кварталов.
В крематории перед сожжением тела выступил тов. Луначарский, который в своей речи подчеркнул значение А. А. Богданова, как крупнейшего революционера-борца. После краткого прощального слова проф. Богомольца выступил тов. Бухарин.
– В лице тов. Богданова, – сказал он, – с арены жизни сошел один из величайших людей – по широте своего разума, по энциклопедичности своих знаний, по неукротимости и силе своей воли и энергии. Эти его качества заставляют нас преклонить перед ним свои знамена.
По окончании речей, ровно в 14 час[ов], тело А. А. Богданова было предано сожжению».
Некрологи появились в «Правде», «Известиях», «Труде», «Вестнике Коммунистической академии». Их авторами были известные партийцы – Луначарский, Покровский, Лепешинский.
Известный партийный журналист и литератор Пантелеймон Лепешинский[13] назвал свою статью о Богданове в «Огоньке» очень точно: «Трагедия крупного ума». «Чем дальше отойдет человечество от переживаемой нами эпохи, тем ярче будет сиять созвездие Владимира Ильича Ленина, в котором имя Александра Александровича Богданова никогда не померкнет», – заявил на похоронах нарком просвещения РСФСР Анатолий Луначарский. А Николай Бухарин на гражданской панихиде сказал следующее: «Нас пришло сюда несколько человек, несколько старых большевиков. Мы пришли сюда прямо с пленума Центрального Комитета нашей партии, чтобы сказать последнее “прости” А. А. Богданову.
Он не был последние годы членом нашей партии. Он во многом – очень во многом – расходился с ней… Я пришел сюда, несмотря на наши разногласия, чтобы проститься с человеком, интеллектуальная фигура которого не может быть измерена обычными мерками. Да, он не был ортодоксален. Да, он с нашей точки зрения был “еретиком”. Но он не был ремесленником мысли. Он был ее крупнейшим художником… В смелых полетах своей интеллектуальной фантазии, в суровом и отчетливом упрямстве своего необыкновенно последовательного ума, в необычайной стройности и внутреннем изяществе своих теоретических построений Богданов, несмотря на недиалектичность и абстрактный схематизм своего мышления, был, несомненно, одним из самых сильных и самых оригинальных мыслителей нашего времени…
В лице Александра Александровича ушел в могилу человек, который по энциклопедичности своих знаний занимал исключительное место не только на территории нашего Союза, но и среди крупнейших умов всех стран… Экономист, социолог, биолог, математик, философ, врач, революционер, наконец, автор прекрасной “Красной звезды” – это во всех отношениях совершенно исключительная фигура, выдвинутая историей нашей общественной мысли…
Богданов умер поистине прекрасной смертью. Он погиб на поле брани, сражаясь за то дело, в которое верил и для которого он работал.
Трагическая и прекрасная смерть Александра Александровича может быть использована его противниками, чтобы дискредитировать его самоотверженные опыты, чтобы придушить и прикончить самую идею переливания крови, чтобы положить могильный камень на дело, за которое умер этот мученик науки. Этого допустить нельзя! Нельзя позволить тупицам мелкого калибра, мещанам от науки, трусливым и в теории, и в жизни, людям старых дорог, людям, которые никогда и ни при каких условиях не выдумают пороха, использовать физическую смерть Богданова, чтобы умертвить и уничтожить значение его научного подвига…
Богданов умер на посту. И самая смерть товарища Богданова есть прекрасный подвиг человека, который сознательно рисковал своей индивидуальной жизнью, чтобы дать могучий толчок развитию человеческого коллектива».
Крупская написала жене Богданова записку: «Дорогая Наталья
