Яков Кедми - Безнадежные войны
В сионистском движении в СССР начался новый период – период борьбы за выезд в Израиль. Борьба за выезд в Израиль стала сутью еврейского движения в СССР, волна которого охватила весь Советский Союз. Я не сомневаюсь, что в 1954–1955 годах было невозможно сделать то, что я сделал в 1967 году. Но с начала 60-х годов ситуация уже созревала для начала борьбы за выезд в Израиль.
11
Погода в Вене была нелетная, поэтому самолет посадили в Будапеште. Мягко говоря, это меня не обрадовало. Когда самолет взлетел, я почувствовал, что через два часа буду свободным человеком, и вдруг выясняется, что мне нужно ждать еще сутки. Определенное напряжение не оставляло меня, пока я не оказался за пределами зоны советского влияния. На следующий день мы выехали из Будапешта в Вену поездом. Я подошел к проводнику и спросил, когда мы будем пересекать границу. «Минут через двадцать», – ответил он. В волнении я стоял у окна и ждал момента, когда навсегда оставлю за собой советский мир и старую жизнь. Я ждал момента, когда войду в новый, хороший мир, чтобы начать новую жизнь. Когда мы пересекли границу, я улыбнулся. Ну вот, сказал я себе, теперь я в безопасности, я за рубежом, и никто уже меня здесь не достанет и не вернет обратно. Я свободный человек. Все напряжение в момент спало, даже дышать стало как-то легче. Моя первая безнадежная война закончилась. И она была самой трудной из всех моих войн.
Мы приехали в Вену. В вагоне было еще несколько семей из Грузии и Риги, которые летели со мной в одном самолете. На железнодорожном вокзале к нам подошел пожилой человек. Глядя на него, нельзя было ошибиться – типичная еврейская внешность. Он спросил сначала на идиш, а потом на ломаном русском: «Кому в Израиль?» Я обратился к нему на иврите. Он удивился. Я дал ему свою визу для выезда в Израиль. Удивление росло. Мало того, что я говорю на иврите, я еще молод и приехал без семьи. Мы поехали в пансионат, где собирали репатриантов. Пансионат находился за пределами Вены. Я смотрел по сторонам с любопытством и волнением, ведь я впервые был за границей. В пансионате меня зарегистрировали и сказали, что мне нужно будет подождать несколько дней, пока подойдет моя очередь на самолет в Израиль. В пансионате находились десятки семей, большинство из Грузии, немного из Латвии и Западной Украины, еще пара семей из Польши. Только я был одиночкой.
Я попросил разрешения поехать в Вену. Мне сказали, когда я должен вернуться. Я хотел туда поехать, потому что во время войны и после войны здесь служил мой отец и он много рассказывал о Вене. Я хотел написать ему о городе, в котором он служил. Мне хотелось увидеть западный город и найти магазин с книгами на русском языке. Я купил там несколько книг Солженицына и еще кое-что, прогулялся по городу, пошел к памятнику советским солдатам, павшим в боях за освобождение Вены. Я смотрел на монумент, читал надпись и чувствовал, что это уже не мое, а другой страны, знакомой, но не моей. Ощущение было странным, свободным, я не чувствовал грусти.
Через пару дней мне сказали, что ночью я лечу в Израиль. Помню, как напряжение и волнение нарастали по мере приближения к Израилю. Вдруг я увидел в темноте на горизонте море огней, раздались восторженные крики пассажиров. Кто-то плакал. Я тоже чувствовал, как у меня сдавило в горле, это ощущение невозможно описать – огни, поднимающиеся нам навстречу из мрака, были государством Израиль. Мечтой моей жизни было приехать в Израиль, и эта мечта должна была осуществиться через несколько минут. Чувство тепла, радости и восторга захлестнуло меня. С тех пор я сотни раз шел на посадку в Израиле, но и по сей день волнуюсь, когда вижу приближающуюся береговую линию или огни городов Израиля.
Самолет сел, двери раскрылись. Я вышел, остановился на трапе и огляделся вокруг. Я почувствовал резкий, незнакомый сладковатый запах. Это цвели цитрусовые. Сладковатый запах их цветения со мной по сей день. Для меня это запах родины, запах Израиля. Таким живет он у меня в памяти: жаркая ночь, мрак, негромкий шум людского говора и сильный сладковатый запах цветущих цитрусовых.
Я сошел с трапа самолета. Волнение было таким сильным, что я не помню, как ступил на землю Израиля. Я не распластывался на земле, не целовал ее. Просто постоял несколько секунд на месте, чтобы почувствовать эту землю под ногами. Я сказал себе: «Ну вот. Теперь ты дома». И пошел. Я дошел до паспортного контроля и предъявил полицейскому советскую выездную визу. «Что это такое?» – в изумлении спросил полицейский. Я объяснил ему на иврите, что я новоприбывший, что это мои документы на выезд из Советского Союза. В ответ я услышал: «Давай, проходи!» Через две минуты я уже был за пределами зала прилетов аэропорта Бен-Гурион. Таким я встретил Израиль: с шумом, гамом, криками таксистов, сандалиями, шортами, крепкими острыми запахами. Я попытался выяснить, где Министерство абсорбции, но никто не знал. Тогда я вернулся в аэропорт и начал спрашивать там. Никто не понимал, о чем я говорю. И снова я прошел мимо уже знакомого пограничника и вышел на улицу. В конце концов один из служащих показал мне, куда идти. Я подошел к невысокому зданию. У входа стояли люди и ждали родственников, которые находились внутри. Я попытался пробраться через них, постучал в дверь, через несколько минут кто-то высунул голову и спросил: «В чем дело?» Я ответил, что я новоприбывший и час назад прилетел из Вены. «Мы уже час тебя ищем», – почти с укором сказал человек. Оказалось, что я всех поднял на ноги. Из Вены сообщили, что я сел в самолет, а среди прилетевших новоприбывших меня не было. Я должен был стоять в сторонке, как все остальные новоприбывшие, которые не знали, куда идти, и ждать представителя Министерства абсорбции. Но поскольку у меня не было проблем с ивритом, то я вышел вместе с обычными пассажирами. В конце концов пропажа нашлась, дальше начался процесс регистрации и абсорбции. На ночь меня поселили в маленькой гостинице возле аэропорта и сказали, что утром отправят в ульпан в кибуц Ревивим.
Утром меня посадили в такси и отправили в Ревивим. Мы ехали туда мимо городов и поселков. Таксист набрал попутных пассажиров и развозил их, делая очередной крюк. Меня это только радовало, так как давало возможность увидеть разные места, встретить новых людей и поговорить с ними. Когда мы прибыли в Ревивим, то мне сказали, что решено отправить меня в ульпан в Кармиэль. Той же дорогой мы вернулись в аэропорт в Лод, и там мне сказали, что утром меня отвезут на место. Я решил поехать в Тель-Авив. Один из сотрудников как раз ехал туда и подвез меня. Сначала я пошел к морю. Я стоял, вдыхал морской воздух и пытался осознать, что я в Израиле. Мне захотелось поесть, и я зашел в кафе. Сидевшая у входа девушка встала, вежливо проводила меня и посадила за один из столиков. Меня удивило то, что она села рядом со мной. Я попросил меню, она попыталась мне что-то объяснить. Через несколько минут я понял, что это место не совсем для еды. Я извинился и вышел. В Советском Союзе я слышал и читал о проституции на Западе, но совершенно не ожидал столкнуться с этим в Израиле, да еще и так вульгарно. Я понял, что кафе с девушками на входе вовсе не предназначены для еды. В конце концов я нашел какой-то киоск и перекусил.
