Роман Добрый - Шеф сыскной полиции Санкт-Петербурга И.Д.Путилин. В 2-х тт. [Т. 2]

Стояла дивная ночь.

Мы отъехали от почтовой станции уже верст пять.

— Скажи, доктор, по совести: ты, наверное, никогда не предполагал, что тебе придется сделаться ямщиком и везти почту?

— Я думаю! — воскликнул я. — Куда мы едем, Иван Дмитриевич?

— Мы должны приехать на то место, где ограбили почту.

— Это не доезжая двенадцати верст до села Бараны?

— Да.

Путилин вынул и стал осматривать свой револьвер.

— Скажи, доктор, твой револьвер в порядке?

— Да.

— Держи его наготове.

— Стало быть, предстоит сражение?

— Обязательно. Борьба произойдет отчаянная.

Признаюсь, это сообщение меня мало порадовало...

— Имей в виду, доктор, что целиться надо пра­вильно, ибо в противном случае ты рискуешь жизнью.

С каждой верстой, которая приближала нас к месту ограблений почты, нервы мои все более и более взвинчи­вались. Как-никак, а мрачная неизвестность ложилась на душу тяжелым гнетом.

— Остается верста. Приготовься, доктор! — спокойно сказал мне Путилин.

Я, правя правой рукой, левой — вынул револьвер.

Все ближе, ближе.

Направо показались огромные сосны-великаны.

— Задержи ход!.. Поедем тише! — сказал Путилин. — Нам выгоднее это...

Я сдержал лошадей и мы поехали очень легкой рысью.

— Слышишь? — обратился ко мне мой друг. — Слышишь этот свист?

— Это птицы какие-то ночные кричат.

— Ты думаешь? — усмехнулся Путилин. — Ох, доктор, у этих птиц нет крыльев, но зато имеются ножи, топоры и дубины.

— Разбойники? — как-то невольно вздрогнул я.

— Они самые. Пожалуйста, не спускай глаз с левой стороны дороги. Там, как ты видишь, овраг. Так вот оттуда ожидай нападения.

Не успел Путилин это сказать, как три высокие, рослые фигуры выскочили из оврага и бросились к на­шей бричке.

— Стой! — загремел один, хватая одну из лошадей под узцы.

Другой разбойник в эту секунду замахнулся уже на Путилина своей страшной дубиной, которой можно бы было раскроить череп не только человеку, но и волу.

Но ему этого не удалось. Грянул выстрел и высокий мужик, дико закричал и, нелепо взмахнув руками, грянулся на дорогу.

Вслед за выстрелом Путилина послышались два ружейных залпа. Я похолодел и взглянул направо, сразу не мог ничего сообразить. К нам, с пригорка, мчались четыре всадника.

— Мы погибли! Это разбойники! — воскликнул я, еле сдерживая рвущихся вперед лошадей.

— Протри глаза, доктор, это казаки! — крикнул Путилин.

Он выпрыгнул из брички и, направляя револьвер на двух головорезов, оцепеневших на месте, загремел:

— На колени, негодяи!

— Врешь, поганый дьявол! — прохрипел рыжий разбойник, с остервенением бросаясь на Путилина.

Грянул второй выстрел.

Рука разбойника, державшая огромный нож, повисла, как плеть.

— Ну, здравствуй, Семен Артемьев! — насмешливо проговорил Путилин. — Не ожидал меня так скоро увидеть?

— Кто... кто ты, проклятый? — придерживая здоровой рукой раненую, воскликнул разбойник.

— Я-то кто? Фургонщик-коробейник, дорогой мой старый Дмитрич.

Разбойника отшатнуло.

— Ты тот фургонщик! — дико заворочал глазами Артемьев.

— Я, я самый.

В эту секунду налетели вихрем казаки.

— Берите братцы их! — приказал Путилин.

Сын Семена Артемьева, тот, который был женат на красавице-молодухе, попробовал было спастись бегством, но это ему не удалось.

— Эх, попались, батя! — стоном вырвалось у него, когда спешившиеся казаки вязали его веревкой. — Говорил тебе: довольно поработали, зашабашим.

— Корысть, сынок, заела! — поник головой душегуб.

Путилин подошел к ним.

— Звери, вы звери! И как это вы решились столько душ загубить?

Злобно и мрачно посмотрели на него разбойники — отец и сын.

— Тебя не, спросили, проклятый, — вырвалось у Семена Артемьева. — А вот ты скажи, как ты разнюхать дела наши сумел? Вот это интересно послушать!

Путилин улыбнулся.

— Денежки новенькие торопитесь в ход пускать, да и убитых плохо закапываете, — ответил он.

Вздрогнули сын и отец.

— Как так плохо закапываем? А ты почему знаешь?

— В сарае видел вашу работу. Что же это вы только до половины почтальона зарыли? Не по христиански, мерзавцы, да и смрад на весь двор пускаете!

Широко раскрытыми глазами глядели преступники на Путилина. Глядели-глядели-глядели, да как бацнулись в ноги!

— Прости! Вызволи! Покаемся мы... Видит Бог, больше не будем! Все тысячи тебе отдадим! — заголосили они, точно бабы.

— Теперь поздно, голубчики, спасаться: теперь надо наказанием искупать грех.

Губернатор Григорьев, к которому Путилин заехал на обратном пути, ликовал от восторга.

— Вы — истинный чародей, Иван Дмитриевич! — восклицал он.

Разбойники угодили на двадцатилетнюю каторгу.

ПЕТЕРБУРГСКИЙ ДЖЕК-ПОТРОШИТЕЛЬ

Это было в шесть часов утра. Я был разбужен моим лакеем, который передал мне знакомый синий конверт. «От Ивана Дмитрие­вича!» Я быстро распечатал письмо. Написано оно было каран­дашом.

«Приезжай немедленно Николаевская, д. О. Случилось нечто ужасное. Путилин».

Я лихорадочно-поспешно оделся и бросился по адресу. Улицы были темны, безлюдны в этот ранний час.

— Что такое могло случиться? — бормотал я вслух, погоняя извозчика.

Мы подъехали к дому. Я ожидал встретить большую толпу, как это всегда бывает, когда происходит какая-нибудь кровавая драма, катастрофа, но ничего подобного не случилось на этот раз: перед домом, кроме городового, никого не было.

— Здесь Путилин? — соскакивая с пролетки (стояла глубокая осень), спросил я.

— Так точно. Их превосходительство здесь.

— Что случилось?

— Страшное убийство. Даму благородную нашли зарезанной на лестнице.

Я вошел в подъезд. Тут уже было много полицейских чинов.

Около швейцарской стояли: Путилин, товарищ прокурора, судебный следователь и полицейский врач.

— Иван Дмитриевич! — окликнул я моего знаменитого друга.

— А-а, это ты, доктор? Не угодно ли полюбоваться? — Он пропустил меня вперед, я взглянул и похолодел от ужаса. На камен­ном полу вестибюля лежал труп молодой женщины, совершенно обнаженной. Живот ее был крестообразно распорот, и из него вывалились все внутренности. Лицо, искаженное мукой, было красиво, носило отпечаток несомненной интеллигентности.

— Что это... что это? — обратился я к моему коллеге-врачу.